Л.А. Беляев. Два новых германоязычных надгробия XVII века из Москвы: предварительная публикация
23 апреля 2015 года в Москве, в районе Мытной улицы и Хавского переулка (Мытная ул., вл. 40-44, участок стадиона "Труд") случайно, при строительных работах, найдены две надгробные плиты с текстом латиницей, как оказалось - на старонемецком языке. Плиты, к счастью, привлекли внимание любителей старины, а затем и органов охраны культурного наследия, представивших находки для экспертизы (в настоящее время готовится их реставрация и передача в музей). Проведенная работа по восстановлению текста и первичному комментарию потребовала некоторого времени. Представляем результаты коллегам и всем интересующимся связями Московского государства с Европой.
От одной плиты осталась верхняя половина, зато почти неповрежденная. Вторая сохранилась полностью, но растрескалась на сравнительно мелкие фрагменты. Обе плиты – типичные образцы малых архитектурных форм московской пластики первой половины – середины XVII века, они несут плетеные орнаментальные рамки и скупой декор на боковых гранях. Тексты нарезаны вглубь, довольно тщательно, с частым (но не обязательным) употреблением точек-разделителей, что вообще характерно для плит иноземцев в Москве.
(1) Плита-половинка (47 х [59…] х 26 см) несет более раннюю дату и читается без всяких сложностей, так как не содержит сокращений или поврежденных букв (кроме первой цифры дня смерти):
ANNO 1635 [DEN]
/0 JANUARIJ . IST . IN .
GODT SALICH ENTS-
LAPEN . HINDRICH .
KELLERMAN . SE-
IN . SOHN . BEREN-
DT . KELLER-
MAN . SEINES .
[А]LTERS …………
Перевод: Года 1635 // [10? 20? 30?] января в // Бозе мирно по//чил Хиндрихa // Келлерманa // сын Берен//дт Келлер//манн в возрасте…
Это классический пример не совсем грамотного использования нижнерейнского старонемецкого или староголландского языка в погребальной эпитафике Москвы. Генрих Келлерман известен письменным источникам XVII века, его сын Берендт – нет (подробнее см. ниже).
(2) Вторая плита (43/55 х 102.5 х 22/26 см) на 20 лет позже и ее текст гораздо интереснее [1]
ANNO 1653 DEN ∙ 8
OCTOBER ∙ IST ∙ IN
GOTT ∙ SELIG
ENTSCHLAFFEN ∙ DES
HER[RE]N TOMAS
KELLE[RMAN]N LIEBES
SOHN[LEIN] MIT
NAHMEN TOMAS
DESSEN ∙ SEELE ∙ B[EY] ∙ GOTT
IM ∙ HIMMEL ∙ VND ∙ DESSEN
CORPERLEIN ALHIE ∙ DIE ∙
ERDE ∙ BEDECKT ∙
ERWARTET ∙ MIT ∙ ALLEN ∙
GLEUBI[GE]N EINE ∙
SELIGE [EWIGK]EIT ∙ VND ∙
EW[IGE SEL]IGKEIT
SEI[NES AL]TERS
ZWEY ∙ MONAT ∙
LASS . TAEGH . LICH . STERBEN .
SEIN DEIN . LUST .
MENSCH . WOL DIR . SO .
DU . ALSO THUST .
Перевод: Года 1653 8-го // октября в // Бозе блаженно // почил // господина Томаса // Келлермана любимый // сыночек по // имени Томас //чья душа у Бога // в небе и чье // тельце здесь // земля покрывает // ожидает со всеми // верующими // блаженной вечности и // вечного блаженства // Он прожил // два месяца. // Возжажди смерти // каждый день // И будешь ты // благословен!
В эпитафии младенца Томаса впервые в истории немецкоязычных надгробий Москвы встречаем классическую, устойчивую религиозную формулу, восходящую к немецкой средневековой мистике: «блаженная вечность и вечное блаженство». Не менее, если не более, интересно заключительное двустишие: это прямое воспроизведение переводной цитаты из текста пастора и проповедника города Райхенбаха, Мартина Хиллера (Hiller, Hillerius 1575 – 1651), написанной им в 1625 г. как надгробное слово на смерть бургомистра города, Мельхиора Хорста [2]:
Laß täglich sterben seyn dein lust
Mensch! Wol dir, so du also thust! [3]
Это стихотворное произведение, где концы строк соединены в своеобразный венок рефренов, в свою очередь, восходит к латинскому средневековому тексту, переложенному в сочинении Иоанна Гебауэра, синдика Республики Райхенбах, где рефрен гораздо однообразнее и выделяет концовку двустишья :
«O homo, scis, quod sis moriturs; vive paratus!
Non, homo, scis, ubi sis moriturus; vive paratus!
Non, homo, scis, cum sis moriturus, vive paratus!
Non, hoo, scis, qui sis moriturus; vive paratus!
Sic ubi, sic quanco, sic quomodocung moriri
Continget, non forte ratus, monere beatus.»
Промежуток около четверти века должен считаться слишком незначительным для случайного переноса текста из райхенбахской проповеди на московское надгробие, и, возможно, указывает на прямые контакты московской колонии с пасторами Райхенбаха – во всяком случае, на хорошее знакомство их с протестантским «богословием в стихах». Не думаю, что ошибусь, охарактеризовав это надгробие, с его цитатой из современного реформатора и уже устоявшейся «формулой блаженства», как наиболее грамотное и самое близкое к надгробным надписям Германии того же времени.
Интерес представляют и некоторые другие, кажущиеся сегодня традиционными, детали текста. Так, в обоих надгробиях есть слово, которое можно перевести как «возраст» (производное от alt). Это первые случаи указания на прожитое время в иноязычных надгробиях Москвы. Важно отметить, что и в русскоязычных надгробиях такое указание начинает встречаться только в XVII в., причем несколько позже, в конце столетия. Что стоит за этим: случайное совпадение (например, введение возрастной категории из-за того, что под обоими плитами лежали дети); усвоение русскими от иностранцев правила указывать возраст; отражение единства в развитии общеевропейской, общехристианской эпитафики? Это вопросы для обсуждения.
Обратимся теперь к персонажам, упомянутым на плитах [4]. По-видимому, при строительстве был затронут родовой участок семьи Келлерманов – что, собственно, позволяет дополнить поврежденную часть фамильного имени на второй плите. Эта семья (в русских текстах также «Келдерманы») отлично известна нашим источникам. Ее основатель, Генрих Келлерман, как полагают, попал в Москву в составе пленников (или иным образом перемещенных жителей) Ливонии в период войны в Прибалтике (наиболее активные действия там приходятся на 1558—1561 гг. , но охватывают более длительный период, вплоть до перемирий 1582-1583 годов).
Генрих (в русских текстах Андрей) Келлерман числился среди «московских торговых иноземцев» и выполнял также функции переводчика, а отчасти и дипломата (был в Англии в составе миссий А.И. Зюзина и А. Витовтова (1613 – 1614 г.), С. Волынского и М. Поздеева (1617 г.), исполнял поручения московского правительства и гораздо позже (в 1633–1634 гг. занимался продажей пушнины в Риге для пополнения средств казны, и др.). Допустимо думать, что в 1635 году он был еще жив и мог похоронить одного из сыновей, возраст которого неизвестен, но, по-видимому, невелик, поскольку мальчик не упомянут в других источниках.
Но, возможно, указанный на плите «Хиндрих» - это кто-то иной, чем вышеназванный Генрих/Андрей? Действительно, одноименного ему Келлермана источники (к Келлерманам достаточно внимательные) называют. Это сын Генриха, Андрей Андреевич, московский торговый иноземец, ездивший в Данию вместе с послом Иваном Фоминым в 1645 г. для устройства брака московской царевны Ирины Михайловны с принцем Вальдемаром. Мы не знаем, сколько ему в то время было лет, но нельзя полностью исключить, что он родился, например, еще в XVI в. и в 1635 году вполне мог похоронить сына.
У Генриха/Андрея были и другие, не менее известные, сыновья. Томас (Фома) Келдерман в 1647 г. отвез в Голландию находившемуся там И.Д.Милославскому царские послания, а в 1668 г. ездил в Венецию, Голландию и Вену, где, в частности, передал послания родным Леонтия Гросса, переводчика на царской службе в Москве. Томас играл роль ведущего торгового агента правительства и в 1685 г. удостоился звания гостя и титула «московского государства поверенный и чести достойный», что было приравнено к дворянскому титулу.
Сын Томаса Иван остался купцом, и в данном контексте мало интересен.
Но вот третий сын (снова, в честь деда, Генрих/Андрей), только начал заниматься коммерцией, как был, с разрешения властей, отправлен отцом учиться в Европу (1661 г.), где посетил немало университетов: Лейпцигский (учился шесть лет), Страсбургский (учился три года), Лейденский (два года), Парижский (полтора года), Оксфордский (полтора года) и Падуанский, где, наконец, получил степень доктора медицины. Возвратившись через семнадцать лет в 1678 г. и удачно сдав экзамен, вечный студент был зачислен в Аптекарский приказ как Андрей Томасович Келдерман, но не ограничился врачебной практикой. Выросший в России, он не просто проявил полное владение ее языком и культурой, но обратился к властям с необычным предложением: заново перевести Библию на церковно-славянский язык (Андрей Томасович умер только в эпоху Петра I, в 1715 г., и похоронен на самом позднем из средневековых немецких кладбищ Москвы, в Марьиной роще, где зафиксирована его плита) [5].
Можно предположить, что в семье Келлерманов были сильны традиции изучения слова Божия, чрезвычайно характерные для протестантской среды, особенно в период после Реформации (нельзя исключить даже, что этот интерес и стал причиной отъезда Андрея Томасовича за границу). Часто ездившие за рубежи Московии Келлерманы, особенно Томас, имели полную возможность установить контакты с литераторами-протестантами и привезти в Москву свежеизданные книги – проповеди Мартина Хиллера периодически выходили начиная с конца 1600-х гг., а в 1650 году появился его двухтомник, ставший достаточно популярным и позже переиздававшийся [6].
Возвращаясь к находке надгробий, отметим, что она вносит некоторые коррективы в наши представления о развитии «немецких» (то есть христианских инославных) кладбищ Москвы. Как известно, плиты с кладбища за стеной будущего Скородома (Земляного города) появились в научном обороте с 1820-х гг., когда Калайдович обнаружил и отождествил известную плиту комтура Голдинга, казненного в московском плену вместе с другими ливонскими рыцарями. Особенно важными стали находки вторично использованных надгробий в стенах и церквях Данилова монастыря (изданы: архимандрит Амфилохий, Д.А. Дрбоглав, Л.А. Беляев), Среди плит оказались плиты на английском, итальянском, голландском и немецком языках.
Плиты не могли быть свезены туда позже времени строительства, то есть эпохи царя Феодора Алексеевича. Соответственно, полагали, период жизни кладбища лежит между серединой XVI и первой третью XVII веков, когда появляется новая немецкая слобода и новое немецкое кладбище севернее, у Таганских ворот. Находка плит 1635 и, особенно, 1656 года резко сдвигает момент переноса кладбища во вторую половину XVII века, вероятно – в 1660-1670-е годы. Возможно, следует, хотя бы гипотетически, допустить и более раннее возникновение кладбища – тем более, что найденные плиты итальянцев, служивших в Москве в основном до 1545 года, дат не имеют.
Отметим, что остается неизвестным и точное положение кладбища. Ни одной плиты в его предполагаемом районе не удавалось найти до 1989 года, когда на местном стадионе обнаружили, также при строительных работах, несколько обломков, и в их числе – плиту Каспара Эльферфельда. Этот персонаж эпохи Опричнины упомянут в мемуарах опричника Генриха Штадена, причем сказано и о месте погребения – кладбище немцев в слободе Наливки. Тем самым кладбище локализовано, но в довольно широких пределах между улицами Мытной, Хавской и Шаболовкой; неизвестно также ни одного погребения in situ. Более точная локализация, при нынешнем состоянии участка, вряд ли будет достигнута: ведь район почти полностью застроен, и только незначительные просветы между домами оставляют слабую надежду найти когда-нибудь новые плиты и, тем паче, целые участки с погребениями иноземной элиты Москвы XV-XVII веков. Тех людей, что строили башни Кремля, соборы, монастыри и мощные пограничные крепости. Учили лить пушки и штурмовать вражеские города, ходили с Московскими князьями в походы «инструкторами». Работали ювелирами и механиками, врачами и аптекарями. Преподавали иностранные языки, служили переводчиками и послами, вели международную корреспонденцию. Продавали товары молодого государства в Европу и там же закупали необходимейшее для его развития сырье, приборы и машины, а, в случае необходимости, и неохотно отпускаемое «на Восток» оружие.
Запечатленная, зримая память о важнейшем звене нашей истории, хранившем многочисленные останки и памятники первых европейцев на московской земле, к сожалению, отсутствует. Нам нечем доказать давние, прочные связи с Европой, не на чем продемонстрировать вековое сотрудничество. А жители нынешних улиц и дворов просто не знаю, что живут на земле древнего кладбища. Надеемся, что их сон оно не особенно тревожит.
1 Текст приводится в восстановленном виде. Поэтический перевод выполнен по нашей просьбе литератором и переводчиком Любовью Расцветаевой (Вена). Ею оказана также любезная и щедрая помощь в реконструкции и комментировании текста.
2 Хиллер был известен своими сочинениями, прославлявшими «жажду смерти», стремление к ней как к избавлению от греховной земной жизни, о чем говорили сами названия его сборников, таких как: «Paulinische Sterbenslust. Das ist: Eine Christliche und tröstliche Leichvermahnung aus den lieblichen und anmuthigen worten des hocherläuchten Apostels Pauli ... Ich habe lust abzuscheiden ... Bey dem ... Begräbniß/ nicht eines alten Herrn/ sondern des ... Adam von Reibnitzes und Raten: Gehalten durch Martinum Hyllerum ⁄ Hyller, Martin.– Breslau: Mintzel, 1628».
«O Mensch! Gewis du sterben must!
Und das ist dir gantz wol bewust
Wenn wo und wie du davon must
Ist dir und mir gantz unbewust
Drum daß du nicht sterbst mit unlust
Und deiner Seelen mit verlust
Laß täglich sterben seyn dein lust
Mensch! Wol dir, so du also thust!»
4 Благодарю Т.А. Опарину, Москва, за консультацию и составление наброска о Келлерманах, которые могли иметь отношение к погребенным. В дальнейшем планируем совместную работу по более точной идентификации персонажей, упомянутых на надгробиях.
5 Это интересный пример того, как ливонский род Келлерманов успешно и полностью интегрировался в русское общество. В 1798 г. правнук Томаса Келдермана получил потомственное дворянство.
6 Martinum Hyllerum, Güldenes Schatzkästlein In welchem des Fürsten des Lebens des Herrn der Herrligkeit des Sohnes des hochgelobten Gottes Iesu Christi Angst ... In anderthalb hundert Gottseligen beweglichen auch mit vielen Thränen und Seufftzern vermischten Andachten beygeleget sind. Braunschweig, Breslau, Leipzig, 1650. Bd. 1-2.
