Новые результаты компьютерного ГИС-моделирования ресурсных зон аланских поселений Кисловодской котловины I тыс. н.э.

Д.С. Коробов

Институт археологии РАН

 

Настоящая работа является развитием серии статей автора, посвященных изучению системы расселения аланского населения I тыс. н.э. в Кисловодской котловине. В основе анализа системы расселения лежит компьютерное ГИС-моделирование потенциальных экономических зон вокруг поселений II-IV и V-VIII вв. и выделение участков, пригодных для пашенного земледелия. Подобный анализ уже проводился мною для всех укреплений I тыс. н.э., без разделения их на более узкие хронологические периоды [Коробов, 2008; 2010а; 2012а; 2013а; Korobov, 2016]. Его методика подробно изложена в перечисленных статьях, а также в Главе 2 подготовленной к печати монографии автора [Коробов, 2017. Т. 1. С. 54-105].

1. Методика исследования

Первоначально были построены потенциальные ресурсные зоны в виде полигонов Тиссена вокруг укрепленных и неукрепленных поселений, используемых в анализе, внутри полигональных слоев-"масок". Всего использовалось семь подобных "масок", соответствующих семи микрорегионам Кисловодской котловины с естественными границами по каньонам основных рек - Подкумка, Эшкакона, Аликоновки, Березовой, Кабардинки, Кич-Малки и Карсунки (рис. 1). В качестве ограничительного расстояния для полигонов Тиссена использовался радиус в 1 час пешего пути (5 км) как зона наиболее благоприятная для занятия земледелием и оседлым скотоводством. При этом, проведение внутренних границ между полигонами и их внешних границ осуществлялось с учетом энергетических затрат, необходимых при движении по пересеченной местности. Для этого использовалась процедура Create Allocation взвешенного анализа стоимости пути (Cost Weighted) модуля Spatial Analyst. В качестве анализируемого растра использовался слой с классификацией уклона местности с шагом в десять градусов, построенный на основе данных радиометра ASTER, находящихся в открытом доступе. В результате была получена карта потенциальных хозяйственных территорий укрепленных и неукрепленных поселений I тыс. н.э. (рис. 2 [1]).

Следующим шагом стало моделирование потенциальных пахотных угодий для каждого поселения. Для выделения данных территорий использовалось два основных критерия: расстояние от поселения и степень крутизны рельефа. Эти факторы являются основными для определения ценности земельного участка по данным кавказской этнографии. Наибольшей ценностью обладают ровные участки пригодной для обработки земли с хорошими почвами, расположенные вблизи от селения [Кантария, 1989. С. 56-57, 67].

Исходя из широко известных палеоэкономических реконструкций хозяйственной зоны оседлых земледельцев [Higgs, 1977. P. 163-164; Jarman, Bay-Petersen, 1977. P. 177; Early European Agriculture, 1982. P. 30, 32], а также основываясь на результатах почвенно-археологических исследований потенциальных пахотных угодий вокруг раннесредневековых укреплений алан в регионе, проводимых совместно с А.В. Борисовым и Е.В. Чернышевой [Чернышева и др., 2014; 2016; Chernysheva et al., 2015; 2017], выделяется два варианта моделирования:

- минимальная площадь пахотных угодий, расположенная в радиусе 500 м от поселения (рис. 3);

- максимальная площадь, находящаяся на расстоянии 1 000 м от поселения (рис. 4).

При этом в качестве минимального и максимального радиуса использовалось не линейное расстояние, а дистанция, построенная на основе процедуры взвешенной стоимостной оценки энергозатрат (Cost Weighted), адекватных по времени движению на расстояние 0,5 и 1 км по непересеченной местности.

Построенные зоны ближайшей округи вокруг поселений ограничивались внутренними барьерами - каньонами крупных рек - для получения более адекватной картины расположения пахотных участков. Однако внутри каждой такой зоны могут находиться ландшафты, весьма разные по степени крутизны поверхности. Проведенные палеопочвенные исследования потенциальных земледельческих зон вокруг укреплений I тыс. н.э. продемонстрировали, что наиболее вероятные участки аланского земледелия следует искать на ровных поверхностях с уклоном не более 5-10° [Борисов, Коробов, 2009. С. 33; 2013. С. 199-200].

На основании этого предположения корректировались результаты моделирования. Сначала с помощью инструментов программы был выделен класс рельефа, уклон которого лежит в интервале от 0° до 10°. Полученный аналитический слой был умножен на слой с построенными зонами в 0,5 и 1 км вокруг поселений котловины. В результате был получен новый аналитический слой, в котором выделяются участки рельефа с крутизной менее 10°, лежащие на расстоянии, адекватном времени преодоления 0,5-1,0 км непересеченной местности вокруг поселения (рис. 5, 6).

Далее с помощью процедуры умножения растровых слоев с построенными полигонами Тиссена на полученные слои с отображением потенциальных пахотных угодий, лежащих в радиусе 0,5-1,0 км от поселений, мы получаем карты вероятных пахотных угодий каждого поселения, лежащих в пределах выделенных ресурсных зон, представленных в виде полигонов Тиссена (рис. 7). Количество ячеек размерами 10 × 10 м, отнесенных к каждому поселению, позволяет оценить размеры потенциальных пахотных земель для каждого из них.

Полевая проверка показала адекватность принятой модели - практически везде на моделируемой в процессе анализа территории потенциального земледелия при проведении почвенных разрезов обнаруживается керамика эпохи раннего Средневековья, очевидно, попадавшая на поля вместе с удобрениями [Williamson, 1984; Wilkinson, 1989; Гунова и др., 1996. С. 119; O'Connor, Evans, 2005. P. 245; Борисов, Коробов, 2013. С. 65-66, 171-183]. Дополнительным индикатором внесения удобрений служат высокие показатели уреазной активности почв, наблюдаемые в окрестностях некоторых раннесредневековых поселений, а также присутствие термофильных бактерий в почве, доля которых постепенно уменьшается по мере удаления от поселений [Чернышева и др., 2014; 2016; Chernysheva et al., 2015; 2017]. В пользу адекватности принятой модели служит также обнаружение участков земледелия с межевыми стенками (так называемых "кельтских полей") в моделируемой зоне потенциальных пахотных угодий или в непосредственной близости от поселений V-VIII вв. н.э. Зубчихинское 1 и 3, Кич-Малка 1, Медовое Правобережное 1, Подкумское 6. Очевидно, именно такие наделы были основной формой земледельческих участков аланского населения Кисловодской котловины в рассматриваемый период [Коробов, 2012б. С. 211-213; Коробов, Борисов, 2012. С. 58-60; Korobov, Borisov, 2013. P. 1097-1099; Борисов, Коробов, 2013. С. 135-142, 167, 182-183].

Можно предположить, что остальная территория, относящаяся к поселению, использовалась под выпасы и сенокосы, что находит подтверждение в кавказской этнографии. Горцами под выпасы, как правило, использовалась территория, не занятая пашнями, на небольшом расстоянии от поселения [Калоев, 1993. С. 68-69, 104-105]. Сенокосы старались располагать ближе в связи со сложностями транспортировки сена [Шаманов, 1972. С. 73]. Однако известно, что горцами выкашивались самые неудобные склоны, и сено доставлялось из весьма труднодоступных мест [Калоев, 1993. С. 112-113], поэтому обобщенный анализ всей территории хозяйственной зоны, потенциально неиспользуемой для земледелия, в качестве пастбищ и сенокосов представляется оправданным. Этому имеются аналогии в системах хозяйствования рассматриваемого времени, упоминаемые в зарубежных исследованиях. В частности, в Северной Европе с III-IV вв. устанавливается система землепользования с разделением территорий на внутренние (ближние к поселению) и внешние (дальние) поля, первые из которых используются в качестве пашен, а вторые - как пастбища и сенокосы [Widgren, 1983. P. 73-84; Hedeager, 1992. P. 205; Thurston, 2001. P. 98; Fowler, 2002. P. 217].

Таким образом, результатом анализа стал подсчет пространственных ячеек территории, дающий представление о площади потенциальных пахотных и пастбищных угодий для каждого раннесредневекового поселения изучаемого микрорегиона. Интерпретация полученных результатов велась с привлечением примеров из отечественной и зарубежной этнографии и археологии. Методика палеоэкономического моделирования излагалась мною в предшествующих работах [Коробов, 2010а; 2017. Т. 1. С. 88-101, 223-227]. Исходя из рассматриваемых данных, представляется возможным принять за основу огрубленные размеры пахотного надела на душу населения Кисловодской котловины в I тыс. н.э. в 0,5 га. На одно хозяйство, представляющее собой усредненную семью, состоящую из 5-6 человек, таким образом, может приходиться надел в 2,5-3,0 га. Если принять за гипотезу существование двупольной системы в рассматриваемую эпоху, то для поддержания плодородия земледельческих участков их площадь должна быть в два раза больше и занимать около 5-6 га на одно семейное хозяйство. Эти расчеты, возможно, являются несколько завышенными, принимая во внимание реконструированные по данным палинологии размеры пахотных наделов вокруг поселения Флёгельн, где на одно хозяйство по мнению В.Х. Циммерманна приходилось от 2 до 4 га пахоты [Zimmermann, 1984. S. 251; цит. по: Leube, 2009. S. 19]. Однако, существует и другая точка зрения, основанная на анализе размеров пахотных угодий методом фосфатного анализа, установленных в окрестностях раннесредневековых поселений в Северной Германии и Дании. Согласно этим исследованиям, размер одного удобряемого участка пашни, относящегося к одному домохозяйству, колеблется от 8-10 га в Дании до 10-16 га в Северной Германии [Heidinga, 1987. P. 89; Hamerow, 2002. P. 138. Comm. 25].

Оставшаяся часть хозяйственной зоны каждого поселения, свободная от потенциальных пахотных угодий, могла использоваться под пастбища и сенокосы. Отталкиваясь от кавказских и альпийских этнографических аналогий [Коробов, 2010а], можно предположить, что в летнее время территория вокруг поселения использовалась для выпаса небольшого стада, на каждую голову которого должно приходиться около 1,5 га пастбища. Заготовки сена на зимний период требуют приблизительно такой же площади. Таким образом, можно принять округленную цифру в 4 га пастбищно-сенокосных угодий на одну голову крупного рогатого скота в год, что соответствует минимальному размеру участка для круглогодичного выпаса одной коровы по современных швейцарским данным. Поскольку мы не обладаем точными сведениями о количественном соотношении крупного и мелкого рогатого скота в стаде эпохи раннего Средневековья, расчеты строились в условных единицах голов крупного рогатого скота. Соотношение их с лошадьми условно равняется 1 : 1, с овцами - 1 : 6 [Османов, 1990. С. 81]. Однако оснований для дальнейшей детализации у нас не имеется.

Соотношение пахотных и пастбищных угодий, прослеживаемое на материалах кавказской этнографии, варьируется в зависимости от высотной зоны обитания. Так, в работе М.-З.О. Османова приводятся расчеты соотношения пастбищ и пахотных угодий в Дагестане, когда еще в 60-е гг. XX в. пашни составляли в среднем 8,7 % территории, принадлежавшей одному обществу горной зоны, 17,2 % в предгорьях и 36,3% на равнине; пастбища соответственно занимали 81%, 63% и 50,5% хозяйственных угодий [Османов, 1990. С. 43].

Приступим к подробному изложению результатов моделирования, начав с поселений первого хронологического периода (II-IV вв. н.э.).

2. Система расселения в первый хронологический период (II -IV вв. н.э.)

В отдельной авторской публикации были изложены основные этапы заселения Кисловодской котловины [Коробов, 2013б]. Современные знания об археологических древностях изучаемого микрорегиона говорят о практически полном отсутствии населения в котловине на протяжении около пятисот лет, с середины I тыс. до н.э. до рубежа эр. Проведенные совместно с А.В. Борисовым почвенно-археологические исследования позволили выявить причину этого явления, очевидно, связанную с произошедшей здесь "Кобанской палеоэкологической катастрофой" [Коробов, Борисов, 2011. С. 51; Борисов, Коробов, 2013. С. 191-195]. В результате масштабных эрозионных процессов, вызванных похолоданием климата и спровоцированных чрезмерной сельскохозяйственной нагрузкой на окружающую среду, территория Кисловодской котловины покрылась чехлом мощных делювиальных отложений, непригодных для земледельческого или скотоводческого использования. Восстановление почвенного покрова заняло около полутысячелетия. Новые немногочисленные обитатели Кисловодской котловины появляются здесь лишь в I в. до н.э. - I в. н.э. Они связаны с автохтонными племенами, испытывавшими сильное влияние сарматской культуры, что продемонстрировано в недавних работах В.Ю. Малашева [Габуев, Малашев, 2009. С. 157]. Этим населением, очевидно, оставлено 17 могильников с захоронениями в грунтовых ямах, подбоях, однокамерных и двухкамерных катакомбах (рис. 8). Некоторые из могильников (например, Подкумский 1 и Клин-Яр 3) подвергались стационарным многолетним раскопкам [Абрамова, 1987; Флёров, 2007. С. 26-74]. Поселенческие древности первых веков новой эры изучены слабо. Имеются сведения об обширных поселениях у Железнодорожного моста (более 8 га) и на вершине Кабан-Горы, а также поселения Автосервис и Попова Доля на окраинах г. Кисловодска [Березин, 1983; Виноградов, Михайлов, 1970; Виноградов, Рунич, 1969. С. 117-118]. Из перечисленных памятников в настоящее время доступно для обследования лишь поселение Кабан-Гора, на котором был найден многочисленный подъемный материал сарматского периода (кат. № 158 [2]). В остальных случаях свидетельством освоения Кисловодской котловины в начале I тыс. н.э. может считаться подъемный материал, обнаруженный на укрепленных поселениях более позднего времени (Броненосец 2, Ясли, Кабаногорское Кольцо 1, Кабардинское 1, Султан-Гора, Высокогорное 1), сведения о которых требуют дальнейшей проверки. Более достоверная информация о присутствии материалов II-IV вв. получена на некоторых укреплениях и поселениях эпохи раннего Средневековья (Боргустанское 4, Теплушкинские 1-3, Мосейкин Мыс 2, Зубчихинское 1 и 3, Кич-Малка 1). Данные памятники были включены в анализ системы расселения населения Кисловодской котловины в первый хронологический период.

Очевидно, изменения в сложившейся картине освоения Кисловодской котловины происходят во второй половине III - первой половине IV вв., свидетельством чему является возникновение целого ряда памятников нового типа - "земляных" городищ в виде мысовых площадок с эскарпированными склонами и сопровождающих их возвышенностей, занимающих вершины холмов, а также цепочки из поселений на первой террасе р. Подкумок. В настоящий момент к этим типам поселений относится 64 памятника. Карта их пространственного распределения наглядно демонстрирует соотношение большинства поселений со средним течением Подкумка, причем в основном с его левым берегом (рис. 8). Места максимальной концентрации этих памятников демонстрируют карты плотности распределения поселений первого хронологического этапа (рис. 9). К ним относится левый берег Подкумка (до 5-6 памятников на 1 кв. км), урочище Воровские Балки на р. Перепрыжке (до 2-3 памятников на 1 кв. км), район впадения р. Эшкакон в р. Подкумок на окраине современных селений Первомайское и Терезе, а также небольшая агломерация укрепленных поселений на вершине Боргустанского хребта (до 2 памятников на 1 кв. км).

Если принять во внимание бесспорные аналогии техники фортификации так называемых "земляных городищ" с городищами аланской культуры II-IV вв. Центрального Предкавказья [Arzhantseva et als., 2000. Р. 213; Габуев, Малашев, 2009. С. 144-146], то можно предположить, что в это время среднее течение Подкумка служило естественной границей между аланским населением, занимавшим территории, в основном, к северу от него, и местными кавказскими племенами, расположенными к югу. Появление носителей раннего этапа аланской культуры маркируется подкурганными катакомбными погребениями IV в. н.э. могильника Левоподкумский 1, обнаруженными возле типичного "земляного" городища Подкумское 2 [Коробов и др., 2014], а также более ранними находками подкурганных катакомб III-IV вв. в районе Терезе и Учкекена [Алексеева, 1966. С. 158-167, 176-177]. Синхронные памятники носителей "предаланской" культуры (памятники типа "Подкумок-Хумара") [Габуев, Малашев, 2009. С. 157] очевидно приурочены к центральной и южной части Кисловодской котловины и представлены в основном погребальными древностями. Среди немногочисленных поселенческих памятников выделяется поселение на вершине Кабан-Горы (кат. № 158).

Таким образом, с появлением аланских племен очевидно связано возникновение "земляных" городищ, наблюдательных постов на холмах и возвышенностях и поселений на речных террасах левого и частично правого берега Подкумка в его среднем течении. Между тем, имеется целый ряд подобных памятников и в других местах Кисловодской котловины. Это, прежде всего, агломерация из шести укрепленных поселений в урочище Воровские Балки (кат. №№ 80-85), городище с эскарпированными склонами Арбакол 2 и укрепления на холмах Острый Курган и Эчкивашское (кат. № 110, 119 и 129) в среднем течении Аликоновки, а также два укрепления на холмах в верховьях Ольховки и Сухой Ольховки (Высокогорное 1 и Верхнеольховское 1, кат. №№ 176, 178) (рис. 8). Некоторые из перечисленных укреплений на холмах относятся к более позднему периоду и являются наблюдательными постами эпохи раннего Средневековья, в пользу чего говорят обнаруженные на них материалы. К памятникам первой половины I тыс. н.э. могут относиться также несколько укреплений на скальных мысах (Боргустанское 4, Мосейкин Мыс 2, Зубчихинское 1 и Кич-Малка 1 - кат. №№ 8, 142, 145 и 180), существовавших в более позднее время, но содержавших бесспорные материалы II-IV вв.

Представляется любопытным обнаружение двух мысовых укреплений с эскарпированными склонами выше по течению Подкумка на его правом берегу (Подкумское 4 и 12, кат. №№ 67, 69). Если предположить их принадлежность к аланской культуре по аналогии с другими "земляными" городищами, найденными в Кисловодской котловине, то становится очевидным размещение этих укреплений на расстояние в 5 и 10 км от основной территории проживания для контроля над основным путем сообщения, идущим в Кисловодскую котловину по долине Подкумка от верховьев Кубани через перевал Гум-Баши.

Если обратиться к распределению памятников по выделенным микрозонам, совпадающим с основными межречными пространствами Кисловодской котловины, то становится очевидным преобладание поселений в первой микрозоне, приходящейся на левый берег Подкумка и отроги Боргустанского и Дарьинского хребтов. К этой территории относится 38 из 73 анализируемых объектов (рис. 10). Внутри моделируемой микрозоны 2 поселений рассматриваемого хронологического периода не обнаружено. К микрозоне 3 (правый берег Подкумка и левый берег Эшкакона) и 4 (правый берег Подкумка, правый берег Эшкакона и левый берег Аликоновки) относится по 11 поселений, к микрозоне 5 (правый берег Аликоновки и левый берег Березовой) - два поселения, к микрозоне 6 (правый берег Березовой, левый берег Кабардинки и левый берег Кич-Малки) - три поселения и к микрозоне 7 (правый берег Подкумка, правый берег Кабардинки, западные отроги Джинальского хребта и левый берег Кич-Малки) - восемь поселений (рис. 10; диагр. 1).

Рассмотрим подробнее результаты проведенного моделирования потенциальных пахотных и пастбищно-сенокосных угодий вокруг рассматриваемых поселений II-IV вв. (рис. 7).

2.1. Микрозона 1. Левый берег р. Подкумок и отроги Боргустанского и Дарьинского хребтов

Это самая крупная микрозона, стоящая на первом месте по количеству укрепленных и неукрепленных поселений, относимых к первому хронологическому периоду (рис. 11, 12, 13, 14). Здесь расположено 23 укрепления и 15 поселений II-IV вв. с совокупной потенциальной хозяйственной территорией в 280,7 кв. км (диагр. 2), что составляет около 62% всей территории микрозоны. Однако размеры территорий, относимых к каждому поселению, весьма сильно варьируют - минимум составляет 23,8 га (поселение Мирный 7), а максимум - 3914,1 га (укрепление Боргустанские Горы 1) (табл. 1). Ранее уже было отмечено, что наибольшей потенциальной хозяйственной зоной обладают памятники, расположенные по границам Кисловодской котловины, поскольку по логике выделения полигонов Тиссена они не ограничены с внешней стороны хозяйственными зонами других памятников, не рассматривающихся в анализе [Ruggles, Church, 1996. Fig. 7-1; Коробов, 2010а]. К таким памятникам относятся, помимо упомянутого укрепления Боргустанские Горы 1, также укрепления Боргустанское 10 и Спящая Красавица с моделируемой хозяйственной территорией в 3308,3 и 2871,0 га. Оба этих укрепления расположены на западном и восточном окончании Боргустанского хребта.

В рамках первой микрозоны крупными потенциальными хозяйственными территориями могло обладать население укреплений Боргустанское 2, 8 и 12, Дарьинское 1 и 2 и Терезинское 1 (1000-2000 га). При этом три из шести укреплений расположены на холмах и не содержат следов долговременного обитания. Несколько меньшими зонами характеризуются укрепления Боргустанское 1, 7 и 11, Дарьинское 3 и Терезинское 2, а также поселение Джагинское 4 (от 500 до 1000 га). Более характерны для данной группы памятников небольшие размеры потенциальных экономических зон, менее 500 га. К таковым относятся 9 из 23 укреплений (укрепления Боргустанское 3-6 и 9, Левоподкумское 1, Мирный 2, Подкумское 1 и 2) и 14 из 15 поселений (Джагинское 1-3, Конзавод 1-6, Мирный 4, 6-9. Очевидно, что наименьшей хозяйственной зоной обладают расположенные на близком расстоянии друг от друга поселения на первой террасе Подкумка, открытые автором в 2000 г. Выделение данных памятников в виде серии поселений носит искусственный характер - скорее всего, мы имеем дело с одним огромным поселением, объединявшим большую сельскохозяйственную округу. Судя по близости расположения этих памятников к мысовым укреплениям с эскарпированными склонами, присутствию на поверхности развалов фундаментов сооружений из речной гальки и фрагментов турлука в подъемном материале, данные поселения предварительно датируются временем функционирования мысового городища Подкумское 2 и сопровождающего его подкурганного катакомбного могильника Левоподкумский 1 - второй половиной III - IV вв. н.э. [Коробов и др., 2014]. Не исключено, что систему поселений на первой террасе Подкумка визуально контролировали укрепления на холмах и возвышенностях, устроенные на вершине Боргустанского хребта (Боргустанское 1, 5-9 и 11). Об этом говорят результаты анализа видимости с этих памятников (рис. 15). С этих наблюдательных пунктов надежно контролируется все среднее течение Подкумка, а также большинство территории, на которой встречаются "земляные" городища в виде мысовых укреплений с эскарпированными склонами, укреплений на холмах и синхронные им грунтовые могильники, находящиеся в центральной части Кисловодской котловины. Отсутствует визуальный контроль над агломерацией поселений в окрестностях пос. Терезе (укрепления Терезинские 1-6 и Первомайские 2-4). Очевидно, данная группа памятников контролировалась с вершины Дарьинского хребта с укрепления Дарьинское 1 (рис. 16), откуда помимо перечисленных укреплений просматривается долина Подкумка вплоть до укрепления Подкумское 4, расположенного в 5 км от описанной агломерации. Восточные пределы Кисловодской котловины просматриваются с укреплений Боргустанское 12 и Спящая Красавица (рис. 17). Примечательно, что и в этом случае в зону видимости попадает большинство из известных грунтовых могильников, связываемых с населением памятников типа "Подкумок-Хумара", относимых исследователями к автохтонному предаланскому населению Кисловодской котловины [Габуев, Малашев, 2009. С. 157].

Таким образом, представляется возможным обосновать специфические функции ряда укреплений на холмах и мысах с эскарпированными склонами, расположенных на вершине Боргустанского и Дарьинского хребтов. Очевидно, они предназначались для контроля над территорией и обеспечения безопасного функционирования поселений на первой террасе Подкумка, в урочище Воровские Балки и в окрестностях современных селений Терезе и Первомайское. Это предположение было подкреплено в ходе специально проведенного в 2004 г. эксперимента по передаче дымового сигнала с укрепления Боргустанское 4 на Боргустанское 9, далее на Горное Эхо и на Спящую Красавицу. Результаты эксперимента подробно изложены в одной из авторских публикаций [Коробов, 2006].

Если мы обратимся к выделенным в ходе анализа потенциальным пахотным угодьям, расположенным в радиусе 1 км внутри каждой хозяйственной зоны, то становится очевидным неравномерность их распределения. Площади пахотных угодий рассчитывались исходя из усилий по преодолению расстояния в 0,5 и 1 км вокруг поселения, в результате чего размеры пригодной для обработки земли иногда достаточно сильно разнятся. Особенно эта разница чувствуется при моделировании территорий вокруг некоторых укреплений на холмах. Так, например, минимальный размер потенциальных пахотных угодий около 0,3-0,7 га рассчитан вокруг укреплений Боргустанское 5 и 9 (табл. 1). Однако при моделировании удобных для земледелия территорий в радиусе 1 км размер их существенно возрастает и составляет 19,1 и 50,1 га (рис. 12 [3]). Аналогичная ситуация прослеживается с другими укреплениями на холмах и возвышенностях, например, с укреплениями Боргустанские Горы 1, Терезинское 2 и Боргустанское 10, где разница между площадями пахотных угодий, рассчитанными по двум моделям, составляет от 103,8 до 175,5 га (рис. 12, 13). Более 50 га разницы в площади двух вариантов моделирования наблюдается для 13 из 28 памятников: укрепления Боргустанское 2, 6, 11 и 12, Дарьинское 2 и 3, Левоподкумское 1, Терезинское 4, Мирный 2 и поселения Мирный 4 и 9, Конзавод 6, Джагинское 4 (рис. 11, 13; табл. 1).

Очевидно, что не наблюдается существенной разницы в размерах пахотных земель, рассчитанных по двум вариантам вокруг поселений, лишь для двух памятников: укрепления Боргустанское 4 и поселения Мирный 7. Здесь разница между минимальным и максимальным размерами пахотных угодий составляют 5,3 и 8,5 га соответственно (рис. 12, 13; табл. 1).

Минимальные при моделировании угодья, площадью менее 10 га, относятся к укреплениям, расположенным на вершине Боргустанского хребта: Боргустанское 1, 4-9 и Спящая Красавица. Большинство укреплений и поселений данной микрозоны обладали минимальной площадью пахотных угодий от 10 до 60 га. Если рассматривать максимальные значения площади потенциальных пахотных земель, лежащих на удалении в 1 км от поселений, то от 15,3 до 50,1 га приходится на укрепления Спящая Красавица, Боргустанское 1, 3-5, 7-9, Дарьинское 1 и Подкумское 1, а также на поселения Мирный 6-8, Конзавод 3 и Джагинское 2. Это минимальные значения площадей пашни, расположенных на максимальном удалении от рассматриваемых памятников. 12 памятников обладают обширными потенциальными пахотными угодьями, превышающими 100 га (укрепления Боргустанское Горы 1, Боргустанское 10 и 12, Дарьинское 3, Левоподкумское 1, Подкумское 2, Терезинское 1 и 2; поселения Джагинское 4, Конзавод 6, Мирный 4 и 9). Площади пахотных земель остальных 12 укреплений и поселений лежит в интервале от 50 до 100 га (табл. 1).

В опубликованных ранее работах автора были обоснованы способы расчета количества семей, которые могли прокормиться с пахотных угодий из расчета площади угодий в 5-6 га на одно семейное хозяйство [Коробов, 2010а; 2012а; 2017. Т. 1. С. 224-225]. Нетрудно подсчитать, таким образом, то количество населения, которое могли прокормить потенциальные пахотные угодья вокруг поселений первой микрозоны (табл. 2). Минимальная численность, состоящая из менее чем одного семейства, рассчитана для укреплений Боргустанское 1, 5 и 9. При этом при использовании моделирования пахотных угодий на максимальном удобном расстоянии от поселения число семей, способных прокормиться с угодий вокруг укреплений Боргустанское 1 и 9, возрастает до 3, а вокруг Боргустанского 5 - до 8. Чуть более половины памятников - 21 из 38 - обладает пахотными угодьями, способными поддерживать минимум населения из 1-5 семей, то есть относительно небольшие коллективы в 5-25 человек (табл. 2). Бóльшие угодья, способные поддержать 6-10 семей (30-50 человек), могли относиться к пяти укреплениям и девяти поселениям.

Максимальные пахотные угодья, рассчитываемые в пределах расстояния, адекватного преодолению 1 км по ровной местности, приходятся на укрепления Боргустанские Горы 1, Терезинское 1 и 2 и поселения Джагинское 4 и Мирный 9 (рис. 12, 13, 14) - при двупольной системе здесь могли иметь достаточную земледельческую базу в ближайших окрестностях поселения от 20 до 37 семей. При этом по-прежнему, используя моделирование пахотных угодий на максимальном расстоянии от мест обитания, в 16 случаев из 38 моделируемое количество населения не превышало 10 семейств (укрепления Спящая Красавица, Боргустанское 1-5, 7-9, Дарьинское 1 и Подкумское 1; поселения Мирный 6-8, Конзавод 2-3 и Джагинское 2) (табл. 2).

Очевидно, что предполагаемое количество семей, которое могло иметь достаточное количество сельскохозяйственных продуктов с окрестных пахотных угодий, не является количеством населения, реально проживавшим на указанных памятниках. Для подобных расчетов нам потребуется гораздо больше аргументов, которые можно получить при более детальных исследованиях, прежде всего при широкомасштабных раскопках. Однако на данном этапе важно подчеркнуть размерность данных поселений как мест обитания небольших общин, состоящих из 1-10 семейств и, возможно, связанных кровнородственными узами. Данный тип родственных связей, получивших название патронимических, давно известен на Северном Кавказе [Косвен, 1936], а его характерность для аланского общества эпохи раннего Средневековья уже нашла свое подтверждение в работах предшественников [Афанасьев, 1978]. Любопытно, что, рассчитывая примерную численность аланского поселка V-VIII в. по данным погребального обряда, Г.Е. Афанасьев пришел к аналогичным выводам о доминировании поселений с численностью в 20-80 человек [Афанасьев, 1978. С. 13].

Есть, однако, основания в том, чтобы усомниться в адекватности соответствия результатов проведенного моделирования системе расселения, характерной для небольших патронимических поселков, живущих на самообеспечении. Это становится очевидным при анализе оставшейся площади хозяйственной зоны каждого поселения за пределами потенциальных пахотных угодий, которая могла использоваться под пастбища и сенокосы. Рассчитав приблизительное количество голов стада в пересчете на крупный рогатый скот из расчета 4 га площади пастбищно-сенокосных угодий, необходимых для годового содержания одной головы, что было обосновано в опубликованных ранее работах [Коробов, 2010а; 2012а; 2017. Т. 1. С. 225-226], мы получаем весьма разные данные: так, два поселения вообще не обладают пастбищными угодьями (Конзавод 3 и Мирный 6), что свидетельствует, скорее, об искусственности их выделения в отдельные хозяйственные ячейки. Большинство памятников первой микрозоны - 29 из 38 - обладают потенциальными пастбищными угодьями, достаточными для прокорма небольших стад до 200 голов крупного рогатого скота, причем в 22 случаях размер этого потенциального стада менее 100 голов - от 1 до 98 (укрепления Боргустанское 4-6, 9, Левоподкумское 1, Мирный 2, Подкумское 1 и 2, Терезинское 2 и все поселения) (рис. 12, 13, 14; табл. 2). Характерно, что к числу подобных памятников относятся все 15 поселений, обнаруженных на первой террасе левого берега Подкумка. Если принять во внимание количество населения этих поселений, моделируемое на основе реконструируемых вокруг них пахотных территорий, то на одного потенциального жителя приходится менее 1 головы крупного рогатого скота. Лишь в трех случаях при расчете максимального размера стада это соотношение лежит в диапазоне 1,3-3,1 головы на человека (поселения Мирный 8 и 9 и Джагинское 4). Данное количество крупного рогатого скота в пересчете на одного человека характерно для большинства поселений первой микрозоны - 20 из 38 (табл. 2). Это вполне соответствует вычисленной Р. Эберсбах особенности так называемых "закрытых систем" хозяйствования, при которых на одного жителя приходится около 0,28 коровы [Ebersbach, 2007. S. 45]. Однако, как было показано ранее, по данным кавказской этнографии количество крупного рогатого скота было, как правило, больше - от 1,39 до 1,96 головы на человека по данным конца XIX в., приводимым в работе Б.А. Калоева [1993. С. 58, 63]. Исходя из этих расчетов, более адекватной выглядит кормовая база укреплений Боргустанское 5, 6 и Дарьинское 3, где на одного потенциального жителя могло приходиться от 1,2 до 1,9 голов крупного рогатого скота при использовании минимальных по размерам пастбищных угодий.

Девять укреплений первой микрозоны обладают существенно бóльшей потенциальной территорией для пастбищного скотоводства, способной прокормить от 316-330 до 924-968 голов скота (укрепления Боргустанские Горы 1, Боргустанское 2, 8, 10 и 12, Дарьинское 1 и 2, Спящая Красавица, Терезинское 1) (табл. 2). Здесь на одного жителя может приходиться от 3,7 по минимуму до 143,4 по максимуму голов КРС. Последний показатель, относящийся к укреплению Спящая Красавица, представляется явно завышенным и образован за счет моделирования по условиям анализа весьма обширной хозяйственной территории на периферии изучаемого микрорегиона. На остальных памятниках количество скота на семью представляется адекватным реальности по расчетам минимальной пастбищной площади (от 18,7 до 77 голов на одно хозяйство). Расчеты максимальной площади выпасов и сенокосов дают, как представляется, также завышенную картину (59,4 до 465,3 голов крс на одно домохозяйство) (табл. 2). Любопытно сравнить эти данные со статистическими данными конца XIX - начала XX вв. для равнинных, горных и высокогорных селений Дагестана, приводимыми в работе М.З.-О. Османова [1990. Табл. 2], где на одно хозяйство приходится от 3,5 до 17 голов скота в переводе на крупный рогатый. В целом же анализ потенциальных пастбищных зон вокруг памятников первой микрозоны позволяет сделать вывод о том, что лишь в половине случаев их площадей хватало для содержания стад, необходимых проживавшему на них населению.

Рассмотрим теперь соотношение площадей пахотных и пастбищно-сенокосных угодий, расположенных вокруг поселений первой микрозоны, с учетом приведенных выше расчетов. Данные о площади потенциальных территорий, отведенных под пашни и пастбища или сенокосы, помещены в табл. 1, а их процентное соотношение, рассчитанное по двум моделям, приводится на диагр. 3 и 4. Очевидно, что существует большая разница между поселениями по соотношению угодий разных типов. Так, как уже отмечалось выше, ряд поселений по результатам моделирования обладает исключительно территориями, пригодными для пахотного земледелия, но не имеет достаточного количества пастбищ - более 80% потенциальной хозяйственной зоны, пригодной для земледелия, рассчитанной по максимальной модели, отмечается на поселениях Джагинское 1, Мирный 4 и 6, Конзавод 3 и 4 (80-98%). Имеется также ряд поселений с минимальной зоной, пригодной для пашенного земледелия - менее 1% хозяйственной территории по минимальным расчетам и от 1 до 14% по максимальным. Это укрепления Спящая Красавица, Боргустанское 1, 5, 8-10, и Дарьинское 1. Примечательно, что большинство из них (4 из 7) относятся к классу укреплений на холмах, жилые функции которых находятся под сомнением. Оставшиеся три укрепления с эскарпированными склонами расположены на вершине Боргустанского и Дарьинского хребтов и, так же как и укрепления на холмах, могли нести сигнально-сторожевую, а не хозяйственную функцию. Если же мы расширим список памятников с минимальной долей пахотных угодий вокруг поселения или укрепления (менее 10%), то в их число войдут все 13 укреплений на холмах, семь из девяти укреплений на мысах с эскарпами, единственное укрепление на скальном мысу (Боргустанское 4) и лишь одно поселение из 15 на речной террасе (Джагинское 4). Таким образом, очевиден относительно небольшой размер моделируемых пахотных земель в окрестностях укрепленных поселений данной микрозоны.

Остальные два укрепления с эскарпированными склонами (Подкумское 1 и 2), расположенные на речной террасе правого берега р. Подкумок, имеют соотношение пахотных и пастбищных земель, близкое к описанному М.-З.О. Османовым хозяйству равнинного Дагестана (в среднем 36,3% пахотных и 50,5% пастбищных угодий - см. [Османов, 1990. С. 43]) при использовании минимальных расчетов потенциальных пахотных земель на расстоянии 500 м от поселения (39-40%). Моделирование максимального размера пахотных угодий на расстоянии 1 км доводит долю пашни внутри потенциальной хозяйственной территории до 65 и 78%.

Наконец, 14 из 15 поселений обладают значительной территорией, пригодной для пашенного земледелия, сопоставимой в процентном отношении как с равнинными землями Дагестана, так и с его предгорьями (в среднем 17,2% пахотных и 63% пастбищных угодий - см. [Османов, 1990. С. 43]). Все они расположены на первой террасе Подкумка и несут явные следы жилого и хозяйственного использования. Их потенциальная территория пахотных угодий составляет от 12 до 64% или от 42 до 98% моделируемой зоны хозяйственного использования. Остальные угодья (от 2-36 до 58-88%) могли быть задействованы в качестве пастбищно-сенокосных.

Примечательно, что в некоторых случаях в непосредственной близости от поселений располагаются участки террасного земледелия второго типа (длинные узкие пахотные террасы), распознаваемые на аэрофотоснимках, но практически все они лежат вне пределов моделируемых пахотных угодий, находящихся в непосредственной близости от поселений. Это небольшие участки пахотных террас вдоль речек Белая и Танажуко - левых притоков Подкумка (рис. 14).

Таким образом, подводя итоги анализу хозяйственных зон вокруг поселений первой микрозоны, следует отметить, что ряд укреплений, находящихся на вершине Боргустанского и Дарьинского хребта, скорее всего, выполнял роль сигнально-сторожевых постов, с которых осуществлялся визуальный контроль над укрепленными и неукрепленными поселками, занимающими первую террасу Подкумка. Высокая плотность расположения этих поселений говорит в пользу того, что все они составляли единую крупную хозяйственную агломерацию, в зоне которой в совокупности находится более 2900 га территории, из которой от 630 до 1430 га могло использоваться под пахотные угодья и от 1530 до 2340 га - под пастбищные. Подобные территории могли прокормить 100-240 семей и 380-585 голов крупного рогатого скота. Можно предположить достаточно плотное проживание здесь 500-1400 человек, занимавших несколько укрепленных и ряд неукрепленных поселений, которые также могли выполнять роль своеобразного аланского "лимеса", маркирующего южную границу проживания данного населения на стыке степей и предгорий Северного Кавказа в эпоху, предшествующую гуннскому завоеванию [Коробов, 2010б]. Свидетельством существования подобной пограничной системы является упоминаемая выше сеть укрепленных сигнально-сторожевых постов, занимающих южную кромку Боргустанского и Дарьинского хребтов. Очевидно, рядовые поселения носителей аланской культуры располагались в глубине территорий к северу от этой кромки. К ним относится укрепление Боргустанские Горы 1, отстоящее от южной границы Боргустанского хребта на 5 км к северу, а также обнаруженные в ходе рекогносцировочного осмотра 2012-2013 гг. укрепления Аслан 1 и 2 и Балка Соколова, находящиеся к северу и северо-востоку от северных границ Кисловодской котловины на расстоянии 10-15 км.

2.2. Микрозона 3. Правый берег Подкумка и левый берег Эшкакона

К данной территории относится 11 укрепленных поселений, предварительно отнесенных по топографическим особенностям к ранней хронологической группе памятников. Это укрепления на холмах Первомайское 3 и 5 и Терезинское 3-6 и мысовые укрепления с эскарпированными склонами Первомайское 2 и 4 и Подкумское 4, 6 и 12 (рис. 18, 19, 20). Проведенное моделирование показало, что данные памятники обладают совокупной потенциальной хозяйственной территорией в 73,8 кв. км (диагр. 2), что составляет около 30% общей площади микрозоны в 246,4 кв. км.

Расчет потенциальных пахотных и пастбищных угодий вокруг укреплений данной микрозоны с использованием двух вариантов моделирования (минимальным и максимальным удалением от поселения) позволил прийти к следующим выводам.

Минимальными пахотными угодьями в 2,2-4,4 га и, соответственно, максимальными пастбищно-сенокосными - в 1312,7-1528,8 га обладали укрепления Подкумское 4 и 12 (табл. 3; рис. 18, 19). Оба эти укрепления расположены на значительном удалении от основного ареала памятников II-IV вв., занимают неудобные для хозяйственного использования земли, примыкающие к основному пути сообщения вдоль течения Подкумка примерно на половине расстояния от перевала Гум-Баши до современного пос. Терезе, у которого начинается крупная агломерация поселений рассматриваемого периода. Примечательно, что с двух этих укреплений визуально контролируется практически все верхнее течение Подкумка, а укрепление Подкумское 4 также зрительно связано с укреплением Дарьинское 1 (рис. 21).

Остальные укрепления данной микрозоны имеют минимальные пахотные угодья площадью примерно от 28,3 до 55,1 га и максимальные от 49,5 до 181,2 га. Территории, пригодные для выпасов и сенокосов в непосредственной близости от этих поселений значительно разнятся, составляя от 22,3 га до 1390,5 га (табл. 3). При этом не наблюдается разницы по результатам моделирования для укреплений разных классов - укрепления на холмах (Первомайское 3 и 5, Терезинское 3-6) имеют разброс моделируемых пахотных угодий от 28 до 180 га, мысовые укрепления с эскарпированными склонами (Первомайское 2 и 4, Подкумское 6) - от 29 до 156 га. На пастбища округленно приходится соответственно от 20 до 1390 га и от 50 до 650 га.

Анализ видимости с укреплений на холмах позволяет предположить по аналогии с рассматривавшимися выше укреплениями на вершине Боргустанского и Дарьинского хребта, что основная функция данных поселений заключалась в визуальном контроле над местностью. С шести подобных укреплений третьей микрозоны прекрасно просматривается не только долина р. Подкумок в ее среднем течении и в месте впадения в нее р. Эшкакон, но и примыкающее с востока урочище Воровские Балки, и южные отроги Боргустанского и Дарьинского хребтов, что позволяет установить визуальную связь с укреплениями других микрозон (рис. 22).

Таким образом, очевидно, что в качестве мест постоянного обитания и хозяйственного использования могут рассматриваться лишь три укрепленных поселения данной микрозоны - Первомайское 2 и 4 и Подкумское 6. Примечательно, что в окрестностях именно этих поселений расположены многочисленные участки террасного земледелия второго типа, а также участки с межевыми стенками, картографированные с помощью аэрофотосъемки (рис. 20). При этом если участки с межевыми стенками расположены непосредственно внутри моделируемой зоны пахотных угодий возле укрепления Подкумское 6, то ареалы террасирования второго типа возле укрепления Первомайское 4 попадают в нее лишь частично. Большинство подобных участков расположено вне потенциальной территории, пригодной для пахотного земледелия возле поселений.

Не исключено, что расположение участков с межевыми стенками возле укрепления Подкумское 6 свидетельствует в пользу его существования в эпоху раннего Средневековья, поскольку именно к этому периоду, по всей видимости, относятся другие подобные участки, исследованные нами в окрестностях укреплений Кич-Малка 1 и Зубчихинское 1, а также поселений Зубчихинское 3 и Медовое Правобережное 1 [Борисов, Коробов, 2013. С. 135-142, 182-183, 198-199, 233]. В пользу этого предположения говорит обнаруженный на укреплении подъемный материал (в частности, ручка от кувшина, датируемая VII - первой половиной VIII в. - [Коробов, 2017. Т. 2. Табл. 43, 7]), а также комбинированный характер фортификации на укреплении, сочетавший эскарп со рвом и каменными башнями. Разумеется, эти сведения требуют проверки в ходе более детальных полевых работ.

Соотношение пахотных и пастбищных земель для поселений третьей микрозоны имеет существенный разброс - от 0-1 к 99-100% (Подкумское 4 и 12) до 67-77 к 23-33% (Терезинское 4 и 5). Для укреплений на мысах с эскарпированными склонами Первомайское 2 и Подкумское 6 характерно значительное преобладание моделируемых на максимальном расстоянии пахотных территорий над пастбищными (57-59% и 41-43% соответственно), что вряд ли представляется адекватным действительности. Более близким к известным этнографическим примерам соотношением угодий разных видов обладает укрепление Первомайское 4 - здесь соотношение пашни к пастбищам и сенокосам составляет 23% к 77% (табл. 3; диагр. 5 и 6). При использовании моделирования на минимальном расстоянии от поселений эти соотношения потенциальных пахотных угодий составляют от 6 до 30% и пастбищных - от 70 до 94% площади хозяйственной зоны перечисленных выше укреплений с эскарпированными склонами.

Моделируемое количество населения третьей микрозоны составляет от 0 до 30 семей, на рассматриваемой территории могло содержаться от 6 до 382 голов крупного рогатого скота (табл. 4). Однако если учесть предположительно нежилой характер большинства анализируемых памятников, к потенциальным обитателям этой территории можно отнести от 18 до 54 семейств, что составляет порядка 90-320 человек, у которых могло содержаться 165-220 голов крупного рогатого скота. Согласно минимальным расчетам это составляет порядка 2,4 голов на семью или 0,5 на одного обитателя, что представляется адекватным приводимым выше этнографическим данным. При моделировании пахотных угодий на минимальном расстоянии от поселения в среднем на одно домохозяйство приходится около 11,2 голов крс, а на одного обитателя - 2,2 головы.

2.3. Микрозона 4. Правый берег Подкумка, правый берег Эшкакона и левый берег Аликоновки

К данной микрозоне относятся восемь укрепленных поселений, шесть из которых расположено компактно в урочище Воровские Балки, а два - Красивый Курган и Арбакол 2 - на левом берегу р. Аликоновки (рис. 23). Кроме того, подъемный материал рассматриваемого времени присутствовал на поселениях Теплушкинское 1-3 (рис. 20), основной период существования которых приходится на раннее Средневековье. Совокупная площадь потенциальной хозяйственной зоны составляет чуть более 100 кв. км или 47% от общей площади микрозоны 4 (диагр. 2).

Следует сразу оговориться, что укрепление на холме Красивый Курган включено в анализ условно - на этом холме естественного происхождения с признаками эскарпирования склонов не найдено никаких следов обитания в I тыс. н.э. Однако сам принцип устройства эскарпа на подобной вершине, напоминающий фортификационные приемы, характерные для других "земляных" укреплений на холмах и мысах, можно считать достаточным аргументом для рассмотрения этого укрепления наряду с двумя другими (Острый Курган и Орленок - кат. №№ 119 и 151) как возможного сигнально-сторожевого поста. Предположение о назначении этих возвышенностей в качестве сторожевых постов было впервые высказано А.П. Руничем [Рунич, 1974. С. 108]. Это предположение может быть прекрасно проиллюстрировано результатами анализа видимости с укрепления Красивый Курган - данное укрепление обладает наибольшей степенью обзора среди всех укреплений в Кисловодской котловине, площадь которого составляет 13747 га (рис. 24). Очевидно, что при использовании этой возвышенности в качестве сигнально-сторожевого поста она может служить прекрасным наблюдательным пунктом для визуальной связи практически со всеми сигнальными постами на отрогах Боргустанского хребта, для контроля укреплений в урочище Воровские Балки, а также для передачи сигнала далее в долину р. Аликоновки.

При этом для укрепления Красивый Курган характерна максимальная площадь моделируемых угодий (2522,3 га), а также одна из наибольших в рассматриваемой микрозоне площадей земель, пригодных для пашенного земледелия (23,9-122,4 га) (табл. 3). Подобная территория способна прокормить от 4 до 20 семей и содержать круглогодично от 600 до 625 голов крупного рогатого скота. Однако, очевидно, что следов пребывания какого-либо населения в окрестностях этого укрепления у нас нет.

Подобные следы имеются на других памятниках - "земляных крепостях" урочища Воровские Балки, которые являются уникальной агломерацией трех укреплений на холмах и трех мысовых укреплений с эскарпированными склонами, компактно расположенных по обоим берегам р. Перепрыжки - правого притока Подкумка (рис. 23). Особенности расположения этих укреплений обусловили существенный разброс в размерах моделируемых потенциальных экономических территорий (от 85,4 до 1733,3 га), внутри которых выделяются при анализе также весьма разные по площади пахотные (от 8,5-76,0 до 38,8-122,1 га) и пастбищно-сенокосные (от 60,1-73,7 до 1657,3-1724,9 га) угодья (табл. 3). Столь существенный разброс обусловлен самой аналитической процедурой построения полигонов Тиссена, при которой граница между потенциальными экономическими территориями проводится на середине расстояния между поселениями, в данном случае близко расположенными друг к другу. В результате подобного моделирования образуется слишком маленькая по размеру территория, как, например, у укрепления Воровские Балки 2, "зажатая" между территориями соседей. Вероятно, как и в случае с поселениями на первой террасе левого берега Подкумка, следует рассматривать данную агломерацию как единое поселение, которое объединяло хозяйственную территорию в 4496,2 га, включая 140-416 га пахотных и 4080-4355 га пастбищно-сенокосных угодий (табл. 3). Проживавшее на этих поселениях население, в таком случае, могло насчитывать от 20 до 70 семейств, а окрестные территории были способны прокормить от 1020 до 1090 голов крупного рогатого скота. В таком случае, на одно семейство могло приходиться от 3,2 до 305,8 голов скота, а на одного человека - от 0,6 до 61,2 голов (табл. 4). Последний показатель, рассчитанный для укрепления Воровские Балки 3, представляется серьезно завышенным, тогда как в целом для большинства анализируемых укреплений данные моделирования выглядят вполне адекватными сведениям кавказской этнографии.

Примечательно, что в окрестностях рассматриваемых укреплений располагаются наилучшим образом изученные участки террасирования второго типа [Борисов, Коробов, 2013. С. 105-109, 112-126], общей площадью 112,7 га, что составляет от 27 до 80% от всей моделируемой территории пахотных земель. Практически все они лежат в пределах пахотных угодий, реконструируемых вокруг данных укреплений. Полевое ГИС-картографирование позволило нанести на карту 116 террас площадью 14,4 га. Средняя площадь одного надела, таким образом, насчитывает 0,14 га, сами наделы разнятся по площади, занимая от 20 до 3800 кв. м. Однако, около половины из этих наделов обладают площадью от 0,1 до 0,3 га, что сопоставимо с площадью большинства участков с межевыми стенками (так называемых "кельтских полей") [Борисов, Коробов, 2013. С. 136, 139]. Вероятно, площадь подобного надела адекватна участку, который земледелец мог обработать в течение одного рабочего дня. Именно такие размеры участков площадью в один акр (0,4 га) зафиксированы для пахотных террас в Англии, что также объясняется дневной нормой пахотных работ [O'Connor, Evans, 2005. P. 242].

Таким образом, на одну гипотетически моделируемую семью, проживавшую на укреплениях в урочище Воровские Балки, могло приходиться 1,6-5,6 га пахотных земель, обработанных с помощью тяжелого плуга. Разумеется, картографированными участками террасного земледелия не исчерпываются все потенциальные пахотные угодья рассматриваемой территории. Кроме того, следует отметить, что значительные по площади участки террасного земледелия второго типа лежат за пределами моделируемых пахотных угодий рассматриваемых укреплений (рис. 23). Однако обращает на себя внимание прекрасное соответствие площади террасных полей, приходящейся на одно семейство (5,6 га), при моделировании минимального количества населения в 20 семейств, с принятым для расчетов оптимальным размером пахотных угодий в 5-6 га, необходимых для жизнеобеспечения одного домохозяйства при двупольной системе севооборота. Такое соответствие может быть неслучайным.

Рассчитывая соотношение пахотных и пастбищных земель для агломерации поселений в Воровских Балках, следует отметить также их соответствие приводимым выше данным кавказской этнографии. Площадь моделируемых пахотных угодий составляет от 0,5-4 до 16-32% анализируемой территории, пастбищных - от 68-84 до 96-100% (табл. 3; диагр. 7 и 8), что сопоставимо с дагестанскими хозяйствами предгорной зоны по данным М.-З.О. Османова (в среднем 17,2% пахотных и 63% пастбищных угодий) [1990. С. 43].

Еще одну небольшую агломерацию составляют поселения Теплушкинские 1-3, расположенные по обоим берегам одноименной речки - правого притока Эшкакона (рис. 20). Моделируемые площади угодий этих поселений составляют от 196,4 до 1371,5 га, из которых от 1-5 до 5-20% приходится на пахотные земли, а от 80-95 до 95-99% - на пастбищно-сенокосные (табл. 3). Подобная территория способна прокормить 8-25 семей, обладающих совокупным стадом в 440-470 голов крупного рогатого скота, что составляет 6,1-100,2 головы на одно домохозяйство или 1,2-20,0 голов на обитателя (табл. 4). В окрестностях поселений находится обширный участок террасного земледелия второго типа, попадающий в зону потенциальных пахотных угодий этих памятников, совокупной площадью около 45 га (рис. 20). Однако следует отметить, что более половины данного ареала пашенного террасного земледелия находится вне потенциальной зоны пахотных угодий поселений в долине Теплушки.

Несколько изолированным представляется расположение мысового укрепления с эскарпированными склонами Арбакол 2, находящегося на возвышенном холме на левом берегу р. Аликоновки. Поскольку у данного памятника в пределах анализируемой микрозоны не имеется близко расположенных соседних поселений, потенциальная хозяйственная территория данного укрепления оценивается в 1707,6 га, из которых 3-9 % (46,8-161,5 га) могло использоваться под пашню, а 91-97% (1545,7-1660,5 га) - под пастбища и сенокосы (рис. 23; табл. 3; диагр. 7 и 8). Подобная территория была в состоянии прокормить от 8 до 27 семей и от 386 до 415 голов крупного рогатого скота (табл. 4), что представляется несколько завышенными результатами моделирования для достаточно небольшого укрепления. Не исключено, что основная функция данного поселения заключалась не в хозяйственной, а в сигнально-сторожевой деятельности - его можно рассматривать как форпост, выдвинутый на удалении от основной территории проживания носителей раннего этапа аланской культуры по аналогии с рассматриваемыми выше укреплениями Подкумское 4 и 12. В пользу данного предположения говорит достаточно высокая степень обзора с этого памятника, достигающая 5143 га, в поле которого попадают как среднее течение Аликоновки, так и некоторые сигнальные посты на вершине Боргустанского хребта, а также ряд могильников, оставленных, по-видимому, автохтонным населением Кисловодской котловины (рис. 25).

Однако в пользу обычного сельскохозяйственного характера данного укрепления говорит небольшой участок террасного земледелия второго типа, расположенный прямо под ним на пологом склоне и изученный нами в ходе почвенно-археологических исследований [Борисов, Коробов, 2013. С. 110-112]. Здесь было картографировано 10 небольших террас общей площадью 0,18 га (рис. 23). Сохранность их чрезвычайно плохая, так что не исключено, что в данном случае мы имеем дело лишь со случайно сохранившимися наделами, не уничтоженными в ходе природного и антропогенного влияния.

Таким образом, в системе расселения микрозоны 4 основной территорией проживания можно считать урочище Воровские Балки, где в рассматриваемый период могло находиться от 100 до 420 человек и содержаться около 1000 голов крупного рогатого скота.

2.4. Микрозона 5. Правый берег Аликоновки и левый берег Березовой

Достоверно изученные памятники II-IV вв. на рассматриваемой территории отсутствуют. Если опираться исключительно на топографические особенности расположенных здесь укреплений, то к ним можно отнести два укрепленных поселения на холмах - Острый Курган и Эчкивашское (рис. 26). В первом случае, как и описывалось выше, мы имеем дело с холмом естественного происхождения, имеющим эскарпированные склоны, но не несущим следов какого-либо обитания. Во втором на вершине естественной холмообразной возвышенности находится одиночно стоящая каменная башня, возле которой было найдено несколько невыразительных фрагментов керамики I тыс. н.э. Очевидна сигнально-сторожевая функция обоих укреплений, что подкрепляется данными анализа видимости с них. Вокруг укрепления Острый Курган не обнаружено памятников раннего этапа аланской культуры, но присутствует значительное количество могильников культурно-хронологической группы "Подкумок-Хумара", связываемой с автохтонным населением Кисловодской котловины. В таком случае, скорее всего, именно это население и могло использовать данную возвышенность для наблюдения за некоторыми постами на Боргустанском хребте, очевидно, устроенными носителями аланской культуры (рис. 27). Обзор памятников II-IV вв. с укрепления Эчкивашское (рис. 28) не вносит ясности в определение его функциональных особенностей - с этого памятника практически не наблюдается поселений и укреплений рассматриваемого периода, за исключением вышеописанного укрепления Арбакол 2, находящегося на противоположном берегу реки. Скорее всего, данное укрепление относится уже к следующему периоду и может рассматриваться в контексте системы расселения эпохи раннего Средневековья.

Сделанные выше выводы делают бессмысленным дальнейший анализ потенциальных хозяйственных зон укреплений Острый Курган и Эчкивашское, сведения о которых обобщены наравне с другими поселениями в табл. 3 и 4.

2.5. Микрозона 6. Правый берег Березовой, левый берег Кабардинки и левый берег Кич-Малки

Сказанное выше в какой-то степени относится и к памятникам микрозоны 6. На данной территории также отсутствуют достоверно выделяемые поселения первого хронологического периода. Имеются лишь редкие свидетельства присутствия находок II-IV вв. в собранном подъемном материале или обнаруженном в шурфах, устроенных на памятниках эпохи раннего Средневековья - мысовых укреплениях Мосейкин Мыс 2 и Зубчихинское 1, а также поселении на плато Зубчихинское 3 (рис. 29). Данные поселения обладают совокупной хозяйственной территорией в 4029,4 га, что составляет 42% от всей территории микрозоны 6 площадью в 96 кв. км (диагр. 2). Моделируемая площадь пахотных угодий вокруг памятников колеблется между 1,1 и 46,4 га, пастбищно-сенокосных - между 483,8 и 2291,8 га. Соотношение пахотных и пастбищных земель составляет 0-4% к 96-100% (табл. 3). Подобные угодья в состоянии поддерживать жизнедеятельность от 0,2 до 8 семей, проживающих на одном поселении и обладающих домашним стадом в 120-570 голов крупного рогатого скота, что составляет 38,2-234,0 головы на одно домохозяйство или 7,6-46,8 голов на одного обитателя. Последние цифры, относящиеся к потенциальной хозяйственной зоне поселения Зубчихинское 3, представляются завышенными. В окрестностях данного поселения и укрепления Зубчихинское 1 были обнаружены многочисленные поля с межевыми стенками, занимающие площадь в 16,7 га [Борисов, Коробов, 2013. С. 138-141. Рис. 47]. Поскольку на этих полях была найдена керамика V-VIII вв., они будут рассматриваться ниже, в соответствующем разделе. В целом же следует признать, что свидетельств присутствия населения II-IV вв. в шестой микрозоне явно недостаточно для каких-либо реконструкций.

2.6. Микрозона 7. Правый берег Подкумка, правый берег Кабардинки, западные отроги Джинальского хребта и левый берег Кич-Малки

Памятники первого хронологического этапа микрозоны 7 представлены двумя территориальными группами. К первой относится несколько компактно расположенных укрепленных поселений, занимающих правый берег Подкумка и впадающих в него небольших притоков - мысовые укрепления с эскарпированными склонами Белый Уголь, Долина Очарования и Белоглинское и укрепление на холме Орленок (рис. 11, 31). К ним примыкает с юга поселение, занимающее вершину Кабан-горы на окраине современного Кисловодска (рис. 31). На значительном удалении от них на юго-восточной оконечности Кисловодской котловины находятся два укрепления на холмах - Верхнеольховское 1 и Высокогорное 1 - оторванные от основной территории расположения памятников раннего периода (рис. 32). Кроме того, материалы II-IV вв. были обнаружены в шурфе 2 на территории укрепления Кич-Малка 1 (рис. 30). Разреженное размещение поселений внутри микрозоны дает при моделировании значительные размеры их потенциальных экономических территорий, в совокупности составляющих 178,3 кв. км. или 83% от общей площади микрозоны 7 в 213,9 кв. км (диагр. 2).

Укрепления на холмах Верхнеольховское 1 и Высокогорное 1, очевидно, несут сигнально-сторожевые функции, поскольку обладают значительным обзором, позволяющим практически полностью контролировать все течение Кабардинки, Ольховки и Сухой Ольховки (рис. 33). На этой территории расположено несколько грунтовых могильников из каменных гробниц, ям и катакомб, скорее всего, оставленных автохтонным населением Кисловодской котловины [Коробов, 2010в], а также следы единственного достоверно выделяемого поселения Кабан-Гора. Вокруг укреплений на холмах находятся значительные по размерам угодья, наибольшие в данной микрозоне (2798,4 и 4449,6 га), что является результатом условий анализа периферийной территории методом построения полигонов Тиссена, о чем уже неоднократно говорилось выше. Характерен значительный разброс площади моделируемых пахотных угодий, рассчитанных двумя способами, поскольку оба укрепления занимают холмообразные вершины в достаточно пересеченной местности. Разница минимальной (8,5 и 11,3 га) и максимальной (39,4 и 71,1 га) площади ровных участков местности на удалении от 0,5 до 1 км от поселений составляет от 30 до 60 га (табл. 3) или от 0,2 до 2% площади всей потенциальной хозяйственной территории (диагр. 9 и 10). Этого достаточно для проживания 1-12 семей и прокорма 690-1100 голов крупного рогатого скота, что представляется заведомо завышенными показателями, при которых на одно хозяйство приходится от 92 до 782 голов, а на одного обитателя рассматриваемых укреплений - от 18,5 до 156,4 голов КРС (табл. 4). Тем не менее следы обитания небольшого коллектива прослеживаются на поселении возле укрепления Высокогорное 1, однако подъемный материал, обнаруженный здесь, свидетельствует скорее о раннесредневековом периоде существования обоих укреплений. То же можно сказать и об укреплении Кич-Малка 1, речь о котором более подробно пойдет ниже.

Также несколько изолированным выглядит укрепление Белоглинское, занимающее верховья одноименного ручья - правого притока Подкумка (рис. 11). Отсутствие поселений в его окрестностях позволяет выделить значительную территорию площадью более 2750 га в качестве потенциальной хозяйственной зоны этого памятника, из которой лишь незначительная часть - от 0,3 до 1,2% - была удобна для пашенного земледелия, а остальная могла использоваться под пастбища и сенокосы (табл. 3; диагр. 9 и 10). Тем не менее этих угодий могло быть достаточно для проживания 1-6 семейств со стадом в 680-690 голов крупного рогатого скота, что представляется несколько завышенным показателем по сравнению с кавказскими этнографическими данными (табл. 4).

Близкая к этнографическим данным картина обитания реконструируется по результатам моделирования сельскохозяйственных угодий вокруг укрепления Орленок - здесь рассчитана площадь хозяйственной территории в 908,4 га, из которых от 1 до 5% могло использоваться под пашню, а от 95 до 99% - под пастбища и сенокосы, что достаточно для поддержания коллектива в 2-8 семей вместе со стадом в 215-220 голов крупного рогатого скота (рис. 11; табл. 3 и 4; диагр. 9 и 10). Однако, следов какого бы то ни было обитания на этом укреплении не обнаружено - оно явно могло использоваться для сигнально-сторожевых функций, осуществляя обзор практически за всей северо-восточной оконечностью Кисловодской котловины (рис. 34).

Высокую степень обзора местности демонстрирует также укрепление с эскарпированными склонами Белый Уголь, являющееся самым северо-восточным памятником изучаемого микрорегиона и контролирующим основной проход в котловину по долине Подкумка со стороны Пятигорья (рис. 34). Для этого памятника, устроенного аналогично описанному выше укреплению Спящая Красавица, находящемуся на другой стороне реки, моделируется хозяйственная территория площадью чуть более 1600 га, из которых от 32,5 до 119,7 га (2-7%) могло использоваться под пашенное земледелие, а от 1491,9 до 1579,0 га (93-98%) - под пастбища и сенокосы (табл. 3; диагр. 9 и 10). Подобная площадь позволяет прокормить коллектив в 25-120 человек (5-20 семей) и содержать круглогодично стадо в 370-395 голов крупного рогатого скота - по 18,7-72,8 голов на семью или по 3,7-14,6 голов на человека (табл. 4), что по минимальным значениям близко к этнографическим данным, приводимым выше.

Таким образом, для укрепления Белый Уголь, как и для укрепления Спящая Красавица, можно предположить совмещение жилых и сигнально-сторожевых функций - оба они занимают стратегически важные вершины на отрогах Боргустанского и Джинальского хребтов. Находящееся в долине Подкумка на первой террасе правого берега укрепление Долина Очарования также имеет высокую степень обзора (рис. 34) и несомненные следы обитания, выражающиеся в большом количестве обнаруженного здесь подъемного материала, в том числе многочисленной керамики II-IV вв. Вероятно, мы имеем в данном случае однозначные следы присутствия аланского населения, устроившего достаточно типичное небольшое городище с эскарпированными склонами на важном участке въезда в Кисловодскую котловину со стороны степных районов. Площадь угодий вокруг городища составляет около 820 га, из которых 52,2-93,9 га (6-11%) могло использоваться под пашню, а 726,5-768,1 га (89-94%) - под пастбища и сенокосы (табл. 3). С этой территории могло получать сельскохозяйственную продукцию от 9 до 16 домохозяйств, которым могло принадлежать около 180-190 голов крупного рогатого скота, т.е. по 11-22 головы на одно хозяйство или по 2,3-4,4 головы на одного обитателя (табл. 4). Проведенное моделирование выглядит весьма адекватным данным кавказской и западноевропейской этнографии.

Памятником иного рода представляется поселение Кабан-Гора, занимающее вершину одноименной возвышенности. Расположенное на доминирующей высоте, оно имело достаточно высокую степень обзора, захватывающую несколько могильников, по всей видимости, оставленных автохтонным населением окрестностей современного Кисловодска (рис. 35). Размещенное в достаточной степени изолированно, поселение обладает значительной потенциальной хозяйственной территорией площадью в 3748 га, из которых от 12,5 до 82 га могло использоваться под пашню (0,3-2%), а 3665,9-3735,5 га (98-99,7%) - под пастбища и сенокосы (табл. 3). Подобных угодий достаточно для поддержания жизнедеятельности 2-14 семей, обладающих стадом в 915-935 голов крупного рогатого скота. Данный размер пастбищных угодий, определяющий высокие показатели количества голов скота на одну семью (67,0-449,3) или на одного обитателя (13,4-89,9), скорее всего, завышен из-за отсутствия сведений о других поселениях данного периода, которые могли располагаться по соседству и ограничивать хозяйственные территории поселения Кабан-Гора (табл. 4).

Таким образом, как и в вышеописанных случаях, в ранний период в пределах микрозоны 7 однозначно существовала небольшая агломерация аланских укрепленных поселений (Белый Уголь, Долина Очарования и Орленок), занимавших стратегически важный участок при въезде в Кисловодскую котловину и контролировавших непосредственно примыкающее к ним с юго-запада местное население. Данное предположение подтверждается результатами анализа видимости с этих памятников, указывающими как на высокую степень визуального контроля над территорией, занятой грунтовыми могильниками типа "Подкумок-Хумара" (Подкумский 1 и 2, Граничный, Очистное 1, Подкумские Террасы), так и на существующие визуальные связи с другими аналогичными укреплениями (Спящая Красавица, Боргустанское 12, Левоподкумское 1) (рис. 34). Размер данной агломерации с учетом территорий, занятых населением укрепления Белоглинское, мог составлять 20-50 семей или 100-300 человек.

Не исключено, что ей противостоял небольшой коллектив в 10-90 человек, проживавший на вершине Кабан-Горы и контролировавший восточную окраину центральной части Кисловодской котловины. Однако данных для более детального анализа подобного взаимодействия в настоящий момент не имеется.

Такими представляются основные черты системы расселения аланского населения Кисловодской котловины в первый хронологический период (II-IV вв. н.э.). Основные особенности этой системы расселения рассмотрены мною в недавно вышедшей работе [Коробов, 2017. Т. 1. С. 279-281]. Теперь же представляется необходимым рассмотреть более подробно пространственное распространение поселений V-VIII вв. и окружающие их ландшафты с точки зрения моделирования системы расселения.

3. Система расселения во второй хронологический период (V-VIII вв. н.э.)

Как уже было показано ранее, с конца IV в. н.э. происходит достаточно быстрое расселение по Кисловодской котловине носителей катакомбного обряда погребения, связываемого большинством ученых с аланским этносом [Коробов, 2013б; 2017. Т. 1. С. 178-181]. Первые достоверно зафиксированные аланские подкурганные катакомбы появляются в первой половине IV столетия на могильнике Левоподкумский 1, что установлено нашими недавними раскопками, проведенными совместно с В.Ю. Малашевым [Коробов и др., 2014. С. 132-133]. Примерно к этому же времени относятся доследованные Е.П. Алексеевой еще в 1961 г. подкурганные катакомбы в районе Учкекена и Терезе [Алексеева, 1966. С. 158-167, 176-177]. Уже со второй половины IV в. на могильнике Клин-Яр 3 появляются первые грунтовые катакомбы, связываемые с аланским населением [Малашев, 2008. С. 273. Рис. 6]. Впоследствии в течение жизни одного-двух поколений данный обряд широко распространяется по котловине - Т-образные катакомбы V в. зафиксированы на могильниках сан. им. Орджоникидзе, Георгиевское Плато 1, сан. "Наркомтяжпром", Отстойник и Задвижка (Кисловодское Озеро 1 и 2), Замковый 1, Мокрая Балка 1, Лермонтовская Скала 1 и 2, Острый Мыс 1, Клин-Яр 3, Березовский 2 и Хлораторный (Зеленогорский 1). Все эти памятники сопровождают укрепленные поселения с элементами каменной фортификации - так называемые каменные крепости. В дальнейшем это сочетание - каменной архитектуры, расположенной на скальных останцах и мысах, в сопровождении грунтовых катакомбных могильников - будет являться основным типом поселенческих и погребальных памятников в Кисловодской котловине в раннем Средневековье (V-VIII вв.).

К данному периоду на основании особенностей топографического расположения можно отнести 110 укрепленных и 13 неукрепленных поселений, более или менее равномерно расположенных по всей территории Кисловодской котловины (рис. 36). Это шесть укреплений на останцах и 99 на скальных мысах, а также шесть поселений на скальных мысах, три - на плато и четыре - на склонах. В предыдущем разделе обосновывалось существование некоторых укреплений II-IV вв. в более поздний период на основании материалов, полученных в ходе полевых исследований (укрепления на мысах с эскарпированными склонами Боргустанское 2, Подкумское 6), либо предположительно бóльшее соответствие их пространственного размещения памятникам второй половины I тыс. н.э. (укрепления на холмах Эчкивашское, Верхнеольховское 1, Высокогорное 1). Все эти памятники также были включены в анализ системы расселения V-VIII вв., рассматривающегося в данном разделе.

Глядя на карту плотности поселений рассматриваемого периода, следует отметить приуроченность памятников к долинам основных притоков Подкумка и относительно невысокую их плотность - 1-2 поселения на 1 кв. км и менее (рис. 37). Наивысшего значения - до 5 памятников на 1 кв. км - плотность достигает в среднем течение р. Теплушки - правого притока Эшкакона, где сосредоточена агломерация из двух укрепленных и трех неукрепленных поселений. Достаточно высокая плотность памятников (3-4 на 1 кв. км) наблюдается в низовьях правых притоков Аликоновки (Мокрая, Катыхинская и Конхуторская Балки), в среднем течение Березовой (Мосейкин Мыс) и в верховьях Кабардинки.

Укрепленные поселения V-VIII вв. обнаружены во всех семи выделенных для анализа микрозонах (рис. 38): 17 из них относится к микрозоне 1, одно - к микрозоне 2, девять - к микрозоне 3, 36 - к микрозоне 4, 20 - к микрозоне 5, 11 - к микрозоне 6 и 29 - к микрозоне 7 (диагр. 1). Налицо существенные изменения в заселении котловины - если в первый хронологический период более половины памятников (52%) приходилось на первую микрозону, самую крупную, более 62% территории которой могло использоваться в хозяйственных целях, то во второй период к этой территории относится лишь 14% памятников, которые, вероятно, используют порядка 52% площади (диагр. 2). Очевидно смещение поселенческой и хозяйственной активности вглубь территории котловины - к микрозонам 3-6 относится от 7 до 29% памятников V-VIII вв., тогда как в предшествующий период здесь располагалось от 3 до 15% памятников. Процент моделируемого использования территории этих микрозон во II-IV вв. колеблется между 30 и 61%, в V-VIII вв. - от 41 до 78%. К восточной части котловины (микрозона 7) относятся 11% поселений первого и 24% поселений второго этапа, процент освоения этой территории немного уменьшается с 83 до 79% (диагр. 2).

Приведенные выше расчеты неплохо иллюстрируют процесс перемещения поселений с северной пограничной территории во внутренние пространства Кисловодской котловины, что связано с ее освоением аланским населением. Обратимся теперь к особенностям расселения внутри каждой из семи микрозон более подробно (рис. 39).

3.1. Микрозона 1. Левый берег р. Подкумок и отроги Боргустанского и Дарьинского хребтов

На данной территории обнаружено 15 укреплений и два поселения с суммарной хозяйственной территорией около 230 кв. км (диагр. 2). Площадь моделируемых угодий достаточно серьезно отличается у разных памятников - ее значение колеблется от 139,0 га (Тарный Склад) до 3655,4 га (Джагинское). Как уже было показано выше, наибольшие значения площади по результатам построения полигонов Тиссена отмечаются у поселений, расположенных на периферии исследуемой территории (рис. 40, 41, 42, 43, 44). В целом же примерно в половине случаев площадь хозяйственной территории поселений этой группы колеблется между 1000 и 2000 га либо составляет менее 1000 га (табл. 5).

То же можно сказать и о потенциальных пахотных и пастбищно-сенокосных угодьях. Размер минимальных пашенных угодий по результатам моделирования колеблется между 3,4 га (Карсунка 1) и 38,9 га (Тарный Склад), максимальных - от 8,9 га (Карсунка 1) до 125,3 га (Джагинское). Пастбищные угодья в ходе моделирования определены от 56,8-100,1 га (Тарный Склад) до 3530,1-3625,0 га (Джагинское). Соотношение пахотных и пастбищных угодий в основном составляет менее одной десятой к девяти десятым. Лишь в шести случаях максимальная площадь моделируемых пахотных угодий составляла от 11 до 59% потенциальной хозяйственной территории (укрепления Тарный Склад, Аланская Крепость, Кольцо-гора, Подкумское 7 и 9). Пастбищно-сенокосные угодья этих укреплений, соответственно, занимали от 41 до 89% территории (табл. 5; диагр. 11, 12).

Таким образом, исходя из результатов проведенного моделирования, можно рассчитать приблизительное количество населения и количество крупного рогатого скота, способных прокормиться с данных угодий. Для памятников первой микрозоны при моделировании минимальных пахотных угодий очевиден разброс потенциального количества обитателей от одной семьи вокруг укреплений Боргустанское 2, Крымушкинская Балка 1, Подкумские 7, 9 и 10, Карсунка 1 до 5-6 семей, потенциально обитавших на укреплениях Джагинское и Тарный Склад. Максимальная площадь удобных для возделывания земель на данной территории способна прокормить от 1 семьи на укреплении Карсунка до 21 домохозяйства на укреплении Джагинское. В среднем же рассчитанное количество семей потенциальных обитателей поселений данной микрозоны колеблется от 3 до 11. Таким образом налицо преобладание небольших по размерам коллективов в 15-60 человек (табл. 6).

Интересно сопоставить моделируемые пахотные угодья с результатами почвенно-археологических исследований, проведенных в Кисловодской котловине совместно с А.В. Борисовым. Заложенная серия почвенных разрезов в зоне потенциального земледелия вокруг укреплений Подкумское 3 и 7 (рис. 45, 46) дало значительное количество керамики I тыс. н.э., свидетельствующее об обработке данных угодий и регулярном внесении удобрений [Борисов, Коробов, 2013. С. 156-161]. При этом наблюдается постепенное уменьшение количества керамических фрагментов по мере удаления от поселений. Так, в разрезах Б-344 и Б-345, заложенных непосредственно возле укрепления Подкумское 3, было найдено от 50 до 100 ф-тов керамики I тыс. н.э., в разрезах Б-346 - Б-350, удаленных на расстояние 200-400 м от поселения - от 15 до 55 ф-тов, а в разрезе Б-353, устроенном на расстоянии 1200 м - всего шесть фрагментов (рис. 45). Любопытно, что эти данные хорошо соотносятся со значениями показателя уреазной активности пахотных горизонтов, также уменьшавшегося по мере удаления от поселений от 160 мкг NH₄+/г почвы в час до 8 мкг NH₄+/г почвы в час. Данный показатель свидетельствует о дополнительном поступлении мочевины в почвы при регулярном внесении органических удобрений [Чернышева и др., 2014. С. 252-253; Chernysheva et al., 2015. P. 28-30]. Аналогичная картина наблюдалась в потенциальной зоне пахотных угодий возле укрепления Подкумское 7 - в разрезе возле укрепления Б-357, а также на территории моделируемых угодий (разрезы Б-354 и Б-356) было обнаружено от 35 до 45 фрагментов раннесредневековой керамики, тогда как вне этой зоны в разрезах Б-355 и Б-358 - всего 2-3 фрагмента (рис. 46). Анализ уреазной активности почв также полностью подтвердил предположение о внесении удобрений на удобные ровные участки местности, непосредственно прилегающие к поселению [Чернышева и др., 2014. С. 252; Chernysheva et al., 2015. P. 28-30]. Результаты этого анализа прекрасно коррелируют с изучением количества термофильных бактерий, которые также могут рассматриваться в качестве нового, недавно открытого микробиологического индикатора присутствия удобрений на полях. Интересно отметить, что максимальная концентрация подобных микроорганизмов наблюдается в радиусе 500 м от укреплений Подкумское 3 и 7, что говорит о регулярном внесении удобрений на этой территории. Но сам факт присутствия в почве термофильных бактерий фиксируется в разрезах, устроенных на расстоянии до 1 км от указанных поселений, что говорит об эпизодическом использовании данных полей в сельскохозяйственном обороте [Чернышева и др., 2016; Chernysheva et al., 2017]. Таким образом, используемое в данной работе моделирование минимальных и максимальных площадей пахотных угодий, расположенных в радиусе 500 и 1000 м от поселений представляется оправданным.

На остальной территории хозяйственных угодий поселений первой микрозоны могло круглогодично выпасаться от 300 до 900 голов крупного рогатого скота. На укреплениях Тарный Склад, Крымушкинская Балка 1, Аланская Крепость, Кольцо-гора, Подкумское 7 и 9, где зафиксировано соотношение пахотных и пастбищных земель от 10-60% до 40-90% (диагр. 11 и 12) потенциальное количество скота резко уменьшается, составляя от 14 до 104 голов. При расчете количества крупного рогатого скота на семью или на одного обитателя около половины укреплений демонстрируют средние показатели (от 10 до 30 голов на семью или от 1 до 5 голов на человека). Исключение составляет укрепление Карсунка 1, где максимальное количество голов крупного рогатого скота на одно семейство достигает 490, что представляется явно завышенным показателем (табл. 6).

Насколько соответствуют проведенные расчеты информации о жилых сооружениях на поселениях анализируемой микрозоны? Если обратиться к сведениям о присутствии на поселениях развалин башен и построек, обнаруженных в результате визуального осмотра памятников, то в большинстве случаев число этих развалин совпадает с минимальным количеством семей, способных прокормиться с данной территории или превышает его. Так, рассчитанное по минимальной модели количество семей на укреплениях Боргустанское 2, Крымушкинская Балка 1, Подкумское 7, 9 и 10, Карсунка 1 составляет одно домохозяйство, а на поверхности прослеживаются развалины одной-трех башенообразных построек; на укреплении Боргустанское 4 и Мирный 1 могло проживать минимум по две семьи, что также сопоставимо с количеством видимых на поверхности каменных сооружений. Три потенциальных семьи обитателей укрепления Подкумское 3 могли размещаться в двух башнях и трех постройках на территории данного поселения. Расчет возможного числа обитателей по максимальной модели совпадает с количеством видимых построек лишь в трех случаях - на укреплении Карсунка 1, где одна семья могла занимать единственную башню укрепления; на укреплении Боргустанское 4, где три семейства могли занимать три башенообразных сооружения, а также на укреплении Подкумское 7 - четыре семьи, которые могли проживать в трех башнях и одной постройке (табл. 6, 13). В остальных случаях рассчитанное количество семей, которое могло содержаться за счет использования ресурсов на максимальном удалении от поселения, значительно превышает количество наблюдаемых на поселениях построек. Особенно разителен этот контраст, когда речь идет об одиночных башнях, прослеженных, например, на укреплениях Подкумское 8 или Карсунка 3, потенциальные пахотные угодья которых способны прокормить от 11 до 18 семей (табл. 6, 13). Очевидно, что проводимый расчет потенциального количества обитателей котловины в данном случае далеко отстоит от реального их количества. Однако, далеко не все каменные сооружения сохраняются на поверхности - известны случаи обнаружения построек в шурфах, заложенных на ровных площадках без видимых следов проживания (к первой микрозоне, например, относится стена постройки, найденной на нижней площадке укрепления Подкумское 7). Кроме того, степень изученности поселенческих памятников региона по-прежнему оставляет желать лучшего. Так, на поселении Боргустанское 2 прослеживается ряд каменных развалов построек, занятых современными лесопосадками, что затрудняет визуальные наблюдения на памятнике. В результате реконструируемое здесь количество домохозяйств в 4-11 семей могут быть вполне адекватны размеру этого поселения, что требует полевой проверки в будущем. В целом следует признать завышенность расчетов количества населения при использовании моделирования максимальной потенциальной пахотной зоны вокруг поселения и лучшее соответствие полевым наблюдениям результатов моделирования минимальных по размерам пахотных угодий.

3.2. Микрозона 2. Правый берег Карсунки и левый берег Покумка

К памятникам второй микрозоны относится единственное поселение Карсунка 2, представляющее собой небольшое мысовое укрепление, ограниченное течением Подкумка и его левого притока - реки Карсунки (рис. 44). Потенциальная хозяйственная зона этого укрепления составляет около 1150 га, из которых от 3,2 до 13,6 га (не более 1%) пригодно для пахотного земледелия в ближайших окрестностях укрепления (табл. 5). Этого достаточно для поддержания жизнедеятельности небольшого коллектива из 1-2 семейств. Остальная территория могла использоваться для круглогодичных выпасов и сенокосов значительного количества крупного рогатого скота - в 285- 287 голов - что составляет от 125 до 287 голов на одно домохозяйство или от 25 до 57 голов на одного обитателя (табл. 6). Таким образом, если количество потенциальных жителей укрепления представляется вполне адекватным его небольшому размеру, а также незначительным остаткам сохранившихся на поверхности каменных строений (единственная башня), то размеры пастбищно-сенокосных угодий представляются, скорее всего, завышенными для этого изолированного от остальных поселений укрепленного поселка.

3.3. Микрозона 3. Правый берег Подкумка и левый берег Эшкакона

К данной микрозоне относится восемь укрепленных и одно неукрепленное поселение, хозяйственная территория которых в совокупности превосходит 101 кв. км, что составляет 41% площади всей анализируемой территории (диагр. 2). Как уже указывалось выше, наибольшая площадь хозяйственных угодий моделируется для поселения, расположенного на периферии микрозоны (Верхнеэшкаконское 1 - 2788 га), тогда как остальные поселения обладают по результатам моделирования относительно небольшими потенциальными экономическими территориями в 600-1500 га (табл. 5; рис. 47, 48). Наименьшая хозяйственная территория в 246 га предполагается для небольшого укрепления Подкумское 11, расположенного в ближайших окрестностях от крепостей Подкумское 6 и Уллу-Дорбунла (рис. 47).

Существенная разница наблюдается в размере моделируемых пахотных угодий при использовании двух вышеописанных способов расчета минимальных и максимальных площадей. Так, например, минимальный размер пахотных угодий вокруг укрепления Левобережное Эшкаконское 3 составляет менее 1 га, а максимальный - более 22,1 га. Подобная разница, как уже упоминалось выше, обусловлена расположением памятников в сильно пересеченной местности, где имеется недостаток удобных для обработки пологих участков в непосредственной близости от поселения. В пяти случаях из девяти минимальные размеры пахотных угодий были меньше 10 га, в четырех - больше (укрепления Первомайское 1, Подкумское 6 и 11, Левобережное Эшкаконское 2). Рассчитанные по максимальной модели пахотные угодья составляли на пяти поселениях от 22,1 до 49,4 га, еще на четырех - от 91,5 до 181,7 га. В последнем случае максимальными угодьями обладает расположенное на относительно ровной местности укрепление на останце Первомайское 1 (табл. 5). Площадь пахотных земель, рассчитанных в процессе моделирования, составляет от 0-1% (поселение Верхнеэшкаконское) до 10-37% (укрепление Подкумское 11) от всей хозяйственной территории, однако на большинстве памятников она не превышает 4-16%, что сопоставимо с соотношением пахотных и пастбищных земель предгорий Дагестана [Османов, 1990. С. 43]. Остальная территория площадью от 154-220 га (Подкумское 11) до 2764-2783 га (Верхнеэшкаконское 1) могла использоваться под пастбища и сенокосы (табл. 5; диагр. 13, 14).

Проведенное моделирование позволяет предположить небольшие размеры коллективов, проживавших на большинстве памятников третьей микрозоны - в пределах 1-8 семей. Потенциальная хозяйственная территория вокруг останцового укрепления Первомайское 1 предполагает существование здесь от 6 до 30 домохозяйств (табл. 6). Примечательно, что подобная ситуация реконструируется именно для этого типа укрепленных поселений, которое могло выполнять функцию центрального поселения, о чем идет речь в отдельной публикации автора [Коробов, 2014]. Однако для более детального анализа особенностей укрепления Первомайское 1 у нас не имеется информации. Стоит лишь отметить, что в ближайших окрестностях этого памятника расположены значительные по площади участки террасирования второго типа, большинство из которых попадает в зону его потенциального пахотного земледелия. Аналогичная картина наблюдается для укрепления Левобережное Эшкаконское 2, вокруг которого в километровую зону удобных для обработки ровных участков местности также попадает некоторое количество террас второго типа (рис. 47). В первом случае в зону потенциального пахотного земледелия попадает 10 из 15 участков террасирования общей площадью около 77 га; во втором - шесть участков площадью 56,6 га. То есть, от одной трети до половины пахотных угодий данных укреплений имеют следы использования тяжелого плуга с отвальным механизмом, сохранившиеся в виде ленточных террасных наделов (англ. strip lynchets). Однако для более точного сопоставления этих наделов со временем функционирования описываемых памятников требуются специальные полевые исследования.

Еще в одном случае в зону моделируемых пахотных угодий вокруг укрепления Подкумское 6 попадает несколько наделов с межевыми стенками, о чем писалось выше. Подобные участки земледелия, по-видимому, характерны для укреплений эпохи раннего Средневековья [Борисов, Коробов, 2013. С. 182-183, 198-199. Рис. 33, 3]. В данном случае они были картографированы по результатам дешифрирования аэрофотоснимка и пока не обследовались в ходе полевых работ. Размеры наделов небольшие, в большинстве случаев (19 из 26) они составляют от 0,1 до 0,3 га, что характерно как для других участков с межевыми границами в Кисловодской котловине [Борисов, Коробов, 2013. С. 136, 139], так и для аналогичных примеров подобных "кельтских" полей Северо-Западной Европы [Bowen, 1961. P. 20-21; Müller-Wille, 1965. S. 42; 1979. S. 198, 215; Taylor, 1975. P. 27; Bradley, 1978. P. 270]. Общая площадь картографируемых наделов составляет 3,8 га или около 3-10% всей моделируемой территории, пригодной для пахотного земледелия.

Результаты компьютерного ГИС-моделирования пахотных угодий вокруг поселений находят свое подтверждение по данным почвенно-археологических исследований в окрестностях укрепления Уллу-Дорбунла [Борисов, Коробов, 2013. С. 127-132. Рис. 44]. Обнаруженная в почвенных разрезах керамика I тыс. н.э. наблюдается в значительных количествах на прилегающих к укреплению ровных участках местности (разрезы Б-304 - Б-306 и Б-310 - от 8 до 34 фрагментов) и практически отсутствует вне моделируемых пределов потенциальной пахотной территории (разрезы Б-309, Б-313 и Б-314 - от 1 до 4 фрагментов) (рис. 49).

Размер потенциального стада на поселениях третьей микрозоны составляет от 39-55 до 691-696 голов (табл. 6). Последние показатели, полученные для поселения Верхнеэшкаконское 1, представляются явно завышенными - количество голов на одно из 1-4 домохозяйств, которые могли существовать на этом поселении, составляет в данном случае от 173 до 696, на одного обитателя приходится от 35 до 139 голов крупного рогатого скота. Однако не исключено, что данное поселение, представлявшее собой одиночную постройку, расположенную в высокогорной местности на высоте 1820 м, являлось сезонным местом обитания пастухов, отгонявших стада с расположенных ниже стационарных поселков. Поэтому крупный размер территории, пригодной для выпасов, в зоне ответственности данного поселения представляется оправданным.

В остальных случаях потенциальный размер стада более соответствует данным этнографии, когда на одно домохозяйство приходится от 2,5 до 75 голов при минимальном размере пастбищных угодий (от 13 до 389 голов при максимальном размере), а на одного обитателя - от 0,5-2,6 до 15-56 голов скота (табл. 6). Минимальные размеры стада реконструируются для экономической зоны укрепления Подкумское 11, где в ближайших окрестностях поселения могло содержаться 40-55 голов скота, что составляет 2,5-13 голов на одно домохозяйство или 0,5-2,6 голов на одного человека.

Сопоставление моделируемого количества семей с полевыми наблюдениями над сохранившимися на поверхности развалами сооружений, так же как и в вышеописанном случае с поселениями микрозоны 1, говорит в пользу завышенности данных моделирования при использовании в качестве основы максимальных по площади пахотных угодий (табл. 13). Наиболее адекватным представляется реконструкция минимального числа обитателей укрепления Левобережное Эшкаконское 3, Подкумское 5, Эшкаконское 21, а также поселения Верхнеэшкаконское (по одному домохозяйству) с обнаруженными на них единичными постройками. Минимальное число обитателей раннесредневекового укрепления Уллу-Дорбунла в одно семейство также представляется вполне допустимым. Минимальное число обитателей укрепления Подкумское 6 (около шести домохозяйств) сопоставимо с прослеживаемыми здесь на поверхности памятника тремя башнями и пятью постройками. В случае моделирования максимальных площадей потенциальной пахотной территории число обитателей представляется, скорее всего, завышенным (от 4 до 20 семейств). Можно предположить адекватность расчетов населения останцового укрепления Первомайское 1 в 6-30 семей, поскольку данное поселение могло выполнять функции центрального. Однако это лишь предположение, высказанное мною ранее [Коробов, 2014].

3.4. Микрозона 4. Правый берег Подкумка, правый берег Эшкакона и левый берег Аликоновки

Рассматриваемая микрозона площадью 228,2 кв. км является наиболее насыщенной поселенческими памятниками V-VIII вв. На этой территории известно 30 укреплений и 6 поселений, расположенных на скальных останцах, мысах и склонах (рис. 50, 51, 52, 53). Совокупная площадь моделируемых хозяйственных угодий вокруг этих памятников составляет 161,5 кв. км или 71% анализируемой территории (диагр. 2).

Высокая плотность поселений на некоторых участках микрозоны обусловила сильный разброс в площади моделируемых хозяйственных территорий. Так, семь памятников характеризуются минимальными размерами угодий площадью от 8,6 до 90,3 га (укрепление и поселение Теплушкинское 1, укрепления Красные Пески, напротив Катыхинской Балки 1 и 2, Броненосец 1 и 2). От 2 до 64% этой территории могло осваиваться в ходе пашенного земледелия (0,2-58,2 га) (диагр. 15; 16), причем характерна небольшая разница при моделировании минимальных и максимальных пахотных угодий, составляющая в половине случаев несколько гектар. Небольшие размеры моделируемых хозяйственных территорий приводят к минимальным по площадям территориям потенциальных пастбищ и выпасов, составляющих от 7,2 до 67,6 га (табл. 7).

Большинство поселений микрозоны обладают средними по размерам хозяйственными угодьями площадью от 100 до 700 га (укрепления Гипотетическое 1, Клин-яр, Малый Клин-яр 1, Сова 1, Теплушкинское 2, Правобережное Эшкаконское 1-5, Центральное Эшкаконское, Эшкаконское 10, Аликоновское 15, Нарт-Башинское, Водопадное, Указатель, Зуретинское, Арбакол 1, напротив Катыхинской Балки 3, Солдатская Балка и поселения Теплушкинское 2 и 3, Аликоновское 14, Горное Эхо) (табл. 7). Площадь минимальных моделируемых пахотных угодий у них варьирует от 6,8 до 44,9 га, максимальных - от 16,2 до 128,5 га. При этом процентное соотношение пахотных угодий к пастбищным имеет большой разброс от 1-3% (укрепление Эшкаконское 10) до 15-45% (укрепление напротив Катыхинской Балки 3) (диагр. 15, 16). Остальная часть хозяйственной территории могла использоваться под пастбища и сенокосы, что составляет от 69-94 га (укрепление Нарт-Башинское) до 529-538 га (укрепление Эшкаконское 10) (табл. 7). Таким образом, при использовании моделирования максимальных пахотных угодий, 10 из 24 поселений характеризует соотношение пахотных и пастбищных земель как одна пятая к четырем пятым, что сопоставимо с системой расселения предгорного Дагестана, а 14 из 24 - как одна треть - половина к двум третям - половине, что более напоминает равнинную систему расселения по М.З.-О. Османову [1990. С. 43].

Небольшое количество памятников четвертой микрозоны обладает значительными хозяйственными территориями по результатам моделирования - от 730 до 2692 га (укрепления Красивый Курган 1, Рим-гора, Ниязбековское, Аликоновское 16 и поселение Аликоновское 15). В последнем случае речь идет о поселении, расположенном на юго-восточной периферии микрозоны, тогда как остальные укрепления занимают скорее ее центральную часть, а их хозяйственные угодья, таким образом, ограничиваются далеко отстоящими от них соседними памятниками (рис. 51, 52, 53). Относительно ровные участки местности, занятые перечисленными памятниками, повлияли на значительные по площади пахотные угодья, моделируемые в ходе ГИС-анализа. Минимальные значения их составляют 20-32 га, максимальные - 80-130 га, причем очевидна существенная разница результатов двух вариантов моделирования, составляющая от 76 до 100 га (табл. 7). Площадь пахотных угодий, рассчитанных вокруг укрепления Аликоновское 16, значительно меньше и составляет от 10 до 35,5 га. Наименьшая площадь пригодных для пашенного земледелия земель по минимальной модели располагается вокруг Рим-Горы (4,1 га), однако максимальные потенциальные площади пашен здесь достигают 80,1 га. Тем не менее, соотношение пахотных и пастбищных площадей у рассматриваемых поселений составляет от 0-5% к 95-100% по минимальному расчету и до 4-15% к 85-96% по максимальному (диагр. 15, 16). В целом подобные соотношения сопоставимы с системой расселения горной и предгорной зоны Дагестана [Османов, 1990. С. 43].

В некоторых случаях внутри хозяйственных территорий рассматриваемых поселений располагаются участки террасирования второго типа, картографированные с помощью аэрофотосъемки. Подобные наделы обнаруживаются в окрестностях укреплений напротив Катыхинской Балки 3, Рим-Гора, Красивый Курган 1, Ниязбековское, Указатель, укреплений и поселений Теплушкинские 1-3 (рис. 50, 51). Однако в большинстве случаев подобные участки лежат за пределами моделируемых пахотных угодий перечисленных укреплений и поселений, и лишь иногда частично попадают в эти пределы. Это два участка террасирования общей площадью в 9,7 га в окрестностях укрепления напротив Катыхинской Балки 3, один участок площадью 7,5 га на периферии моделируемых пахотных угодий укреплений Указатель и Зуретинское (рис. 50), участок площадью 7,8 га внутри потенциальных сельскохозяйственных угодий укрепления Ниязбековское (рис. 52) и пять участков общей площадью в 9,3 га в пределах предполагаемых пахотных угодий укрепления Теплушкинское 2 и поселения Теплушкинское 3 (рис. 51). Примечательно, что наилучшим образом исследованные наделы в виде пахотных террас, расположенные в Воровских Балках [Борисов, Коробов, 2013. С. 105-109, 112-126], лежат на периферии хозяйственных территорий памятников V-VIII вв. (рис. 51). Таким образом, у нас нет достаточно очевидных аргументов для отнесения следов пахотного террасирования к эпохе раннего Средневековья, что уже отмечалось выше.

При этом, как и в случае с другими рассматриваемыми микрозонами, в ходе почвенно-археологических исследований, проводимых вместе с А.В. Борисовым, были получены наглядные свидетельства сельскохозяйственного использования некоторых территорий вокруг крепостей V-VIII вв., выраженных в находках керамики в почвенных разрезах, маркирующих ареалы внесения органических удобрений в ближайших окрестностях поселений. В пределах микрозоны 4 подобные исследования проводились возле укреплений Водопадное и Нарт-Башинское [Борисов, Коробов, 2013. С. 147-156. Рис. 50]. Почвенные разрезы были заложены в пределах моделируемых угодий этих укреплений, а также укреплений Указатель и Аликоновское 14 (рис. 54).

Почвенные разрезы Б-260 и Б-262, устроенные в окрестностях укрепления Аликоновское 14, дали единичный фрагмент керамики I тыс. н.э. В семи из девяти почвенных разрезов, заложенных в потенциальной сельскохозяйственной зоне укрепления Нарт-Башинское (Б-208, Б-247 - Б-252, Б-259 и Б-261), найдено значительное количество раннесредневековой керамики - от 5 до 39 фрагментов. Подобное наблюдение касается и окрестностей укрепления Водопадное - здесь в почвенных разрезах Б-230 - Б-232 и Б-257, устроенных в зоне потенциального пашенного земледелия, найдено от 1 до 17 фрагментов керамики; остальные разрезы (Б-258 и Б-381- Б-385) устроены на террасах первого типа и водоразделе в зоне потенциального земледелия кобанской культуры; фрагменты аланской керамики отсутствуют практически во всех этих разрезах. В трех из семи разрезах, устроенных возле укрепления Указатель (Б-209, Б-228 и Б-254) найдено 7-10 фрагментов керамики I тыс. н.э., еще в двух (Б-229 и Б-257) - единичные фрагменты. Таким образом, полученные результаты почвенно-археологического обследования подтверждают правильность выбранной методики моделирования потенциальных пахотных угодий вокруг укреплений и поселений V-VIII вв.

Проведенные расчеты позволяют предположить количество домохозяйств, способных прокормиться с анализируемых территорий хозяйственных ячеек. Для рассматриваемой микрозоны характерны относительно небольшие размеры предполагаемого числа обитателей. От 1 до 7 семей могло обитать на анализируемых поселениях при минимальных расчетах площади пахотных угодий; при максимальных расчетах от 1 до 10 семей - на 20 из 36 поселений или от 11 до 22 семей - на 16 из 36 (табл. 8). При этом на укреплении и поселении Теплушкинское 1 и на укреплении напротив Катыхинской Балки 1 рассчитанная минимальная площадь пахотных угодий от 0,2 до 2,6 га не предполагает существования отдельного автономного хозяйства - эти пахотные угодья могли содержать менее одного семейства. Сказанное относится и к моделируемым пастбищным угодьям вокруг этих поселений - их небольшие размеры предполагают выпас 2-3 голов крупного рогатого скота. Очевидно, хозяйственные угодья данных памятников должны рассматриваться в совокупности с другими поселениями и укреплениями этих небольших поселенческих агломераций, расположенных в долине реки Теплушки и в среднем течение Аликоновки.

В остальных случаях моделируемое количество крупного рогатого скота, способного содержаться круглогодично на окружающих поселения пастбищах, составляет от 5-9 (укрепление Броненосец 1) до 647-668 (поселение Аликоновское 15), причем последний случай явно представляет собой исключение, обусловленное периферийным расположением поселения и, соответственно, завышенными размерами его потенциальной хозяйственной территории. На 26 из 36 поселений количество крупного рогатого скота моделируется в пределах 100 голов, что составляет в среднем 4,3-18,8 голов на одно домохозяйство или 0,9-3,8 голов на человека. Эти данные вполне соответствуют этнографическим сведениям, рассмотренным выше. Еще десять укреплений и поселений окружены пастбищно-сенокосными угодьями, способными содержать от 110-125 до 647-668 голов крупного рогатого скота, что составляет в среднем 22-117 голов на домохозяйство или от 4,5 до 23,6 голов на одного потенциального обитателя этих поселений (табл. 8). Верхний диапазон данных значений представляется несколько завышенным, тогда как нижний вполне соответствует этнографическим примерам Кавказа и швейцарских Альп.

В целом, можно предположить проживание в рассмотренной микрозоне коллективов, объединяющих 100-370 семей (500-2200 человек), способных содержать 3400-3900 голов крупного рогатого скота, однако эти данные, как и приведенные выше, могут быть несколько завышенными. Так, если для укреплений и поселений Теплушкинское 1, Правобережное Эшкаконское 1, 3-5, Центральное Эшкаконское, Аликоновское 15 и 16, Нарт-Башинское, Водопадное, Указатель, Красные Пески, напротив Катыхинской Балки 1 и 2, Броненосец 1 минимальное рассчитанное количество населения в 1-3 семьи сопоставимо с количеством наблюдаемых на поверхности развалов жилых и оборонительных сооружений (табл. 13), то результаты моделирования потенциального числа обитателей укреплений Красивый Курган 1, Ниязбековское, Правобережное Эшкаконское 2, Зуретинское, напротив Катыхинской Балки 3, Броненосец 2 и Солдатская Балка, насчитывающих от 4 до 6 семейств, не находят подтверждения по результатам первичного осмотра этих памятников. В большинстве своем на данных поселениях зафиксированы единичные каменные развалы башен и построек, что, впрочем, не исключает возможности обнаружения иных строений в ходе будущих полевых работ. Расчеты максимальных пахотных площадей позволяют предположить существование на большинстве укреплений и поселений коллективов из 5-22 семей (менее 5 семей предполагается для укреплений Теплушкинское 1, Красные Пески, напротив Катыхинской Балки 1 и Броненосец 1), что явно превышает число наблюдаемых на поверхности развалов сооружений. Вероятно, адекватные результаты моделирования получены при рассмотрении небольших агломераций поселений в долине Теплушки и напротив Катыхинской Балки, где в одном случае на двух укреплениях и трех поселениях, а в другом - на трех укреплениях могло проживать 8-25 семей.

Сложнее обстоит дело с моделированием населения укреплений Клин-Яр, Рим-Гора и Указатель. Рассчитанное по разным моделям количество населения этих памятников от 1-5 до 10-20 семей вполне могло проживать как на самих укрепленных поселениях (Рим-Гора, Указатель), так и на неукрепленных посадах, примыкающих к ним (Клин-Яр). Примечательно, что среди перечисленных поселений два относятся к останцовым (Рим-Гора и Клин-Яр) и могли выполнять функции локальных центров власти [Коробов, 2014]. Анализ имеющейся информации об этих укреплениях осложняется, с одной стороны, отсутствием систематических раскопок зон обитания (Рим-Гора, Клин-Яр), а с другой - тем, что территория некоторых из них активно использовалась в последующую эпоху X-XII вв. (Рим-Гора, Указатель), что затрудняет вычленение территории обитания раннесредневекового периода.

В остальных случаях у нас не имеется информации для более детального сопоставления результатов моделирования с данными о поселениях.

3.5. Микрозона 5. Правый берег Аликоновки и левый берег Березовой, вплоть до левого берега Кич-Малки на юге

Памятники пятой микрозоны, как и рассмотренные выше, обладают наивысшей плотностью размещения в пределах Кисловодской котловины. Рассчитанные по результатам моделирования потенциальные хозяйственные зоны вокруг расположенных здесь 19 укреплений и одного поселения составляют в совокупности 69 кв. км (78% анализируемой территории) (диагр. 2). Отсюда относительно небольшой размер моделируемых угодий, насчитывающих в половине случаев от 200 до 600 га. Семь укреплений (Замковое 1 и 2, Катыхинское 1, Конхуторское Правобережное 1, Конхуторское 1, Левоберезовское 1 и 3) обладают потенциальными угодьями менее 200 га, еще два (Верхнеаликоновское 2 и Левоберезовское 6) - 634 и 1657 га соответственно, причем оба эти укрепления располагаются на периферии исследуемой территории (рис. 55, 56).

Площадь моделируемых пахотных угодий для поселений данной микрозоны, рассчитанная двумя способами, не превышает 100 га. Минимальной площадью в 1,3-10,7 га обладают укрепления Замковое 1 и 2, Катыхинское 1 и 2, Конхуторское Правобережное 1 и 2, Конхуторское 1, Медовое, Верхнеаликоновское 2, Левоберезовское 3 и 5 и поселение Медовое Правобережное 1; максимальной в 100,7 га - укрепление Эчкивашское. Соотношение пахотных и пастбищных угодий для большинства поселений составляет 1-30% к 70-99% и лишь в некоторых случаях (укрепления Замковое 2, Левоберезовское 1 и 4) в силу близкого расположения соседних поселений изменяется в сторону 12-41% к 59-88% (табл. 9) (диагр. 17, 18).

В ближайших окрестностях трех памятников обнаружены следы террасирования второго типа. Участки подобных террас площадью 3,6, 3,8 и 15 га зафиксированы возле укреплений Горное Эхо, Эчкивашское и Левоберезовское 4, и лишь в последнем случае попадают в зону потенциальных пахотных угодий (рис. 55, 56). Однако полученные результаты дешифрирования аэрофотосъемки нуждаются в проверке в ходе будущих полевых работ, которые позволят ответить на вопрос о принадлежности данных террас обитателям перечисленных укреплений.

Более достоверная информация о следах земледелия, обнаруженных в окрестностях укрепления Конхуторское 1 и поселения Медовое Правобережное 1, получена в ходе наших почвенно-археологических исследований [Борисов, Коробов, 2013. С. 141-142, 161-164. Рис. 48]. Так, в ближайших окрестностях поселения Медовое Правобережное 1 обнаружены следы межевания - здесь зафиксировано 10 участков площадью 0,1-0,3 га; общая площадь наделов, картографированных в поле с помощью приемника GPS, составляет 2,4 га. В устроенных внутри межевых участков почвенных разрезах Б-242 и Б-245 найдено 26 фрагментов керамики эпохи раннего Средневековья (рис. 57).

Почвенные разрезы устраивались и вне пределов обнаруженных участков с межевыми стенками. Некоторые из них попадают в зону потенциального земледелия обитателей укрепления Конхуторское 1 (Б-204, Б-225 - Б-227, Б-240, Б-241, Б-243, Б-244, Б-246), другие - на периферию пахотных угодий укрепления Эчкивашское или поселения Медовое Правобережное 1 (Б-233 и Б-234). Во всех разрезах найдено значительное количество керамики I тыс. н.э. - в совокупности более 140 фрагментов - от 2 до 50 фрагментов на разрез (рис. 57). Данные материалы прекрасно иллюстрируют адекватность принятого моделирования потенциальных площадей, пригодных для пашенного земледелия V-VIII вв.

Подобные работы были проведены в окрестностях укреплений Катыхинское 1 и 2 (рис. 58). Здесь также в каждом из разрезов, устроенных в потенциальной зоне аланского земледелия, присутствовала раннесредневековая керамика. В разрезах Б-187 - Б-189, разбитых в окрестностях укрепления Катыхинское 1, найдено от 5 до 10 фрагментов, в разрезах Б-190 - Б-193 в зоне потенциального земледелия укрепления Катыхинское 2 - от 3 до 13 фрагментов.

Таким образом, представляются вполне оправданными результаты моделирования потенциальных пахотных угодий вокруг укрепленных и неукрепленных поселений микрозоны 5. Расчет количества потенциальных обитателей этих поселений дает минимальное количество домохозяйств от 0 до 5, максимальное - от 2 до 17. Большинство поселений, скорее всего, были рассчитаны на 1-10 семейств, что подтверждается результатами проведенного моделирования (табл. 10). Лишь в некоторых случаях полученное количество населения представляется явно завышенным. Это результаты моделирования максимального количества населения укреплений Мокрая Балка 1 и 2 (от 11 до 14 семей), Эчкивашское (17 семей), Левоберезовское 6 (13 семей), Левоберезовское 4 (14 семей) и Ломоносовка (12 семей). Во всех перечисленных случаях скромные размеры памятников и отсутствие значительного количества построек на них (табл. 13) не позволяет доверять полученным результатам. Особенно завышенными представляются результаты моделирования числа обитателей одиночно стоящих башен (укрепления Левоберезовское 6 и Эчкивашское). Однако в последнем случае в непосредственной близости от башни находится достаточно крупное поселение Медовое Правобережное 1, число потенциальных жителей которого реконструируется в пределах двух семей. На этом поселении обнаружено девять построек. Если предположить жилой характер всех видимых на поверхности сооружений, то максимальная совокупная численность поселения Медовое Правобережное 1 и укрепления Эчкивашское, составляющая 19 семей, по-прежнему будет примерно в два раза больше числа реальных обитателей, но уже гораздо ближе к нему. В данной ситуации одиночно расположенная на холме башня могла выполнять функции наблюдательного пункта, служившего жителям находящегося у подножья холма поселка. Это предположение подкрепляется результатами ГИС-моделирования зон видимости с укрепления Эчкивашское, способного контролировать не только близлежащие окрестности поселения и его сельскохозяйственные угодья, но и значительную часть территории всей микрозоны, а также большинство укреплений левого берега Аликоновки (рис. 59). Поэтому, очевидно, следует рассматривать потенциальную хозяйственную территорию обоих памятников как совокупную, относящуюся к поселению Медовое Правобережное 1 (рис. 57).

Очевидно заниженное количество обитателей прослеживается также для укрепления Горное Эхо, являющегося одним из крупнейших раннесредневековых городищ Кисловодской котловины. Автор длительных раскопок данного памятника И.А. Аржанцева вслед за С.Н. Савенко предполагает, что население городища в эпоху раннего Средневековья составляло около 300-400 человек, которые занимали порядка 80 построек [Аржанцева и др., 2003. С. 9; Аржанцева, 2007. С. 77, 80]. Между тем, по результатам компьютерного ГИС-моделирования, окружающие городище угодья способны прокормить не более 14 семей, т.е. около 70-80 человек. Не исключено, что в данном случае мы сталкиваемся с одним из ограничений анализа потенциальных хозяйственных территорий, проведенных методом построения полигонов Тиссена, когда изначально предполагается однородность анализируемых поселений в социальном и функциональном плане. Все они рассматриваются как живущие на самообеспечении хозяйственные ячейки, более сложные социальные связи игнорируются условиями метода. Между тем городище Горное Эхо имеет ряд особенностей, позволяющих предположить его высокую социальную значимость в ряду поселений Кисловодской котловины [Коробов, 2014].

Моделируемое количество скота в пересчете на крупный рогатый, которое могли содержать жители микрозоны 5 в окрестностях своих поселений, составляет в подавляющем большинстве небольшие стада менее 100 голов, когда в среднем на одно домохозяйство приходится от 7,7 до 30,9 голов, а на одного обитателя - от 1,5 до 6,2 голов. Полученные данные вполне сопоставимы со сведениями этнографии. В отдельных случаях расчеты показывают более обширные пастбищно-сенокосные угодья, способные прокормить от 100 до 400 голов (укрепления Горное Эхо, Верхнеаликоновское 2, Левоберезовское 5 и 6). Расчет количества голов на одно домохозяйство или на одного обитателя данных поселений дает более высокие значения средних показателей: 23,5-121,9 голов крс на одно домохозяйство или 4,7-24,4 головы на одного человека (табл. 10).

Таким образом, принимая во внимание завышенность полученных расчетов количества населения и крупного рогатого скота для обитателей поселений микрозоны 5, можно допустить одновременное существование здесь от 40 до 150 домохозяйств (200-900 человек), обладавших совокупным стадом в 1500-1650 голов в пересчете на крупный рогатый скот. Приводимые цифры, как и в других случаях, демонстрируют не реальное количество населения и принадлежащих ему стад, а тот экономический потенциал, который дает сельскохозяйственное освоение окрестностей рассматриваемых укрепленных и неукрепленных поселений.

3.6. Микрозона 6. Правый берег Березовой, левый берег Кабардинки и левый берег Кич-Малки

На территории небольшой по размерам микрозоны 6 площадью в 96 кв. км находится девять раннесредневековых укреплений и два поселения, занимающих скальные мысы и плато. В совокупности к ним могло относиться около 61 кв. км хозяйственных территорий, что составляет 64% всей площади исследуемой микрозоны (диагр. 2).

Площадь моделируемой хозяйственной территории вокруг поселений имеет значительный разброс - от 18 га (укрепление Мосейкин Мыс 1) до 2158 га (укрепление Правоберезовское 5). Как и в вышеописанных случаях, значительная площадь угодий моделируется вокруг периферийных поселений, находящихся на внешней границе микрозоны. При этом, благодаря пересеченному рельефу данной местности, результаты моделирования пахотных угодий, занимающих ровные участки рельефа на минимальном удалении от поселения, построенные в ходе ГИС-анализа двумя способами (на расстоянии в 0,5 и 1 км с учетом временных затрат в ходе движения по пересеченной местности) существенно отличаются друг от друга - разница минимальных и максимальных площадей удобных для земледелия земель составляет от 10 до 49,5 га (табл. 9; рис. 60, 61).

Минимальные пахотные угодья моделируются вокруг укрепления Мосейкин Мыс 1 (0,1 га). Подобный размер потенциальной земледельческой зоны построен в результате близкого расположения соседнего укрепления Мосейкин Мыс 2, вокруг которого пахотные угодья определены в 12,3-41,0 га. Очевидно, что данная агломерация поселений должна рассматриваться как единое целое.

В остальных случаях пригодные для земледелия участки ландшафта имеют минимальные площади от 1,1 до 14,7 га, максимальные - от 11,9 до 61,9 га, что составляет от 1-3 - 1-22% площади хозяйственной территории (укрепления Сосновый Бор, Татарка, Мосейкин Мыс 1, Правоберезовское 2, Зубчихинское 1, Беловодское 1, Правоберезовское 5, Кабардинское 2 и поселение Зубчихинское 3) до 6-16 - 29-52% (укрепление Мосейкин Мыс 2, поселение Правоберезовское 2) (табл. 9) (диагр. 19, 20). При этом к зоне потенциальных пахотных угодий укрепления Зубчихинское 1 и поселения Зубчихинское 3 примыкает наиболее хорошо изученный участок наделов с межевыми стенками [Борисов, Коробов, 2013. Рис. 62, 18, 21]. В ходе почвенно-археологических исследований нами здесь было картографировано 106 наделов правильной геометрической формы общей площадью 16,7 га [Борисов, Коробов, 2013. Рис. 47]. Размеры участков варьируют от 360 до 4880 м2, однако большинство (81 участок из 106) имеют площадь в пределах 0,1-0,3 га. На участках и межевых стенках были сделаны почвенные разрезы Б-268 - Б-271 и Б-429, в которых обнаружено более 50 фрагментов керамики V-VIII вв. (рис. 62). Примечательно, что данные участки земледелия отделены от поселений глубокой балкой Зубчихина, через которую жители устроили проезжую дорогу. Сохранились подпорные стенки дороги, прослеживаемые на левому берегу балки [Коробов, 2012б. С. 212-213. Рис. 6, 2], следы дороги прекрасно видны в рельефе и на правом ее берегу (рис. 63).

Таким образом, в окрестностях поселений в балке Зубчихина выявлены наиболее хорошо сохранившиеся следы наделов эпохи раннего Средневековья, которые выходят за рамки моделируемой потенциальной зоны пахотного земледелия, однако попадают в километровую зону вокруг этих поселений. Очевидно, что данными площадями не ограничивается ресурсная зона в окрестностях данных мест обитания. Почвенными разрезами Б-263 - Б-265 была также реконструирована территория, обрабатывавшаяся в ближайших окрестностях укрепления Зубчихинское 1 (рис. 62). Здесь было обнаружено более 20 фрагментов раннесредневековой керамики, что говорит в пользу существования на этой территории удобряемых полей. К сожалению, устройство современных лесопосадок существенно изменило местный ландшафт, поэтому следов межевания на ближайших к памятникам территориях не прослеживается.

Небольшое количество керамики было также найдено в удобных для сельскохозяйственной обработки местах возле укрепления Беловодское 1 (рис. 62). Восемь фрагментов посуды, относящейся к I тыс. н.э., были зафиксированы в разрезе Б-292, тогда как разрез Б-б/н-2010 не содержал подобной керамики.

Помимо участков с межевыми стенками, возле укрепления Кабардинское 2 было также обнаружено три участка террасирования второго типа, два из которых площадью 1,6 и 3,2 га попадает в зону потенциального земледелия данного поселения, еще один участок площадью 1,7 га находится к юго-западу от нее (рис. 60). На некоторых из террас были сделаны почвенные зондажи (№№ 30-32), подсчет керамики не производился [Борисов, Коробов, 2013. С. 109-110]. Данные почвенно-археологического исследования этих террас не проясняют времени их возникновения и функционирования, однако сам факт присутствия подобных следов пахотных орудий в непосредственной близости от укрепления Кабардинское 2 вызывает безусловный интерес.

Как и в вышеописанных случаях, площадь пастбищно-сенокосных угодий, моделируемых вокруг поселений, связана с плотностью расположения памятников. Наибольшие территории, которые могли использоваться для содержания скота, предполагаются по результатам пространственного анализа вокруг поселения Зубчихинское 3 (1441,3-1469,0 га) и укрепления Правоберезовское 5 (2138,7-2155,5 га). Остальные поселения имеют близко расположенные хозяйственные территории, которые ограничивают их ресурсные зоны животноводства в пределах 130-670 га. Наименьшие угодья моделируются вокруг укрепления Мосейкин Мыс 1 (17,9 га), однако если рассматривать их в совокупности с ресурсной зоной укрепления Мосейкин Мыс 2, то потенциальная площадь пастбищ и сенокосов этих двух поселений достигает 55,8-84,4 га, что, однако, также представляется недостаточным для обеспечения продуктами животноводства жителей этих двух небольших поселений (табл. 9).

Таким образом, проведенное моделирование, как и в вышеописанных случаях, позволяет предположить существование небольших коллективов на поселениях и укреплениях микрозоны 6. Сельскохозяйственные территории вокруг этих памятников могли снабжать продуктами земледелия около 15-60 семейств (75-360 человек). Практически на каждом памятнике могло существовать не более 1-2 домохозяйств по минимальному расчету или 8-10 по максимальному (табл. 10). Подобная реконструкция представляется оправданной для большинства рассматриваемых укреплений, на которых обнаружено по нескольку каменных строений (табл. 13). Несколько завышенными представляются полученные максимальные данные для укрепления Кабардинка 2, размеры которого не позволяют предполагать проживание здесь 7 семейств; реальное количество населения на нем, скорее всего, было существенно меньшим. Укрепление Правоберезовское 2, на котором прослежены остатки двух башен и восьми построек, напротив, вполне могло вместить подобное количество населения, рассчитанное по максимальной модели. В то же время для укрепления Мосейкин Мыс 1 и поселения Зубчихинское 3 подобные расчеты представляются существенно заниженными. Ресурсная зона первого укрепления, моделируемая с помощью полигонов Тиссена, не предполагает существования здесь автономного коллектива - она слишком мала. Если объединить два близлежащих поселения Мосейкин Мыс 1 и 2 в одну небольшую агломерацию, то общее количество 3-8 домохозяйств, по-видимому, отражает реальную ситуацию эпохи раннего Средневековья.

Ситуация с поселением Зубчихинское 3 выглядит сложнее. Полученные результаты по расчетам площади ресурсной зоны, способной прокормить от 2 до 7 семейств, плохо сопоставляются с крупными размерами данного поселения. Оно является крупнейшим поселением I тыс. н.э. в Кисловодской котловине, зона его обитания в эпоху раннего Средневековья и, возможно, в предшествующий период, составляет порядка 3,8 га, на которых зафиксировано 47 каменных развалов строений. Далеко не все эти строения использовались как жилые - проведенный А.В. Борисовым анализ уреазной активности почв позволяет предположить существование на данном памятнике специальных построек или помещений для содержания скота [Коробов, 2017. Т. 1. С. 151-152]. Тем не менее, если провести анализ площади данных сооружений, можно попытаться реконструировать максимальное количество обитателей поселения, исходя из предположения об одновременном существовании данных построек.
В современной археологической литературе есть несколько путей для решения подобной задачи. В расчет может приниматься количество жилых сооружений из расчета обитания малой семьи в одной небольшой постройке. Количество членов семьи определяется разными авторами от 4 до 8 человек (сравнение разных оценок размера семьи приводится в работе Дж. Зорна - [Zorn, 1994. P. 34. Tab. 1]), но в большинстве случаев речь идет о семье из 4-6 человек [Zorn, 1994. P. 33]. Аналогичный размер малой нуклеарной семьи предполагается Г.Е. Афанасьевым для обитателей поселений лесостепного варианта салтово-маяцкой культуры [1993. С. 67]. Исходя из этих данных, можно определить минимальное число обитателей поселения Зубчихинское 3 в 230-280 человек, проживающих в 47 постройках. Если исключить из анализа сооружения, более всего напоминающие загоны для скота (постройки 12, 14, 21), то в оставшихся 44 постройках могло одновременно размещаться максимум 260 человек.

Однако размеры этих построек существенно различаются. Если исходить из площади построек, количество проживающего в них населения может быть скорректировано в бóльшую сторону.

Существуют разные представления о минимальном жилом пространстве, приходящемся в древности и Средневековье на одного обитателя поселения. В цитируемой выше работе Г.Е. Афанасьева приводятся сопоставления расчетов разных авторов (Р. Наролл, В.М. Массон, С. Кассельберри, И. Хил, С. Кук, С.Н. Бибиков, А.В. Энговатова и В.В. Сидоров и др.), согласно которым подобная площадь варьирует от 1,86 до 10 м2; автором принимается среднее значение в 3-5 м2 на человека [Афанасьев, 1993. С. 65-66]. Близкие размеры минимальной площади постройки в расчете на одного обитателя (5-10 м2) приводятся Дж. Зорном по данным этнографии [Zorn, 1994. P. 32]. При этом, автор подчеркивает необходимость принимать в расчет не общую площадь постройки, а площадь пола жилого пространства, которая, согласно авторским реконструкциям, проведенным по результатам раскопок телля раннего железного века Эн-Назбех в Израиле, составляла 8,1 м2 на одного обитателя [Zorn, 1994. P. 40].

Принимая за основу подобную площадь в 8 кв. м на одного обитателя, возможно, слегка завышенную, мы получаем максимальное количество жителей поселения Зубчихинское 3 в 295 человек, проживающих в постройках общей площадью 2360 кв. м [Коробов, 2012б. С. 209-211. Таб. 1]. Однако нами в данном случае принимаются за основу не площади пола жилых сооружений, а площади каменных развалов всех построек без учета их функциональной принадлежности. Поэтому полученное таким образом количество обитателей поселения представляется неправомерно большим. В некоторых случаях, при наличии нескольких помещений, нами фиксировались их внутренние размеры, позволяющие скорректировать полученные результаты. С учетом внутренней площади развалов построек общая площадь 44 сооружений на поселении Зубчихинское 3 составляет 2190 кв. м, а реконструируемое количество обитателей - порядка 270 человек. Любопытно, что полученные данные полностью сопоставляются с рассчитанными выше (260 обитателей 44 построек). Однако и это количество населения представляется завышенным, поскольку не все помещения использовались как жилые.

Еще одним способом определить потенциальное количество обитателей поселения является расчет количества населения, приходящийся на один гектар площади обитания. В данном случае существует еще бóльший разброс мнений об определении среднего числа обитателей одного гектара поселения. Так, для населения, сконцентрированного в римских городах, предполагается от 120 до 200 человек, проживающих на одном гектаре площади [Fentress, 2009. Р. 135-137]. Минимальное количество населения в 100 человек на один гектар рассчитывается авторами для римской колонии Коза в Тоскании, где предполагается 1360 обитателей 224 небольших и 24 крупных построек [Fentress, 2009. Р. 141]. Согласно данным современной мексиканской этнографии, на сельских поселениях наблюдается концентрация от 28 до 35 человек на один гектар жилого пространства [De Roche, 1983. Р. 188. Tab. 1]. Если же сопоставить сведения из других работ, то разброс оценок составляет от 100 до 1000 человек на один гектар [Zorn, 1994. P. 34. Tab. 1]. Усредненные показатели, например, используются И.С. Каменецким при расчете численности меотского населения междуречья Кубани и Лабы. Автор принимает за среднюю площадь в 100 м2, занимаемую одной малой семьей из 5 человек (т.е., 500 человек на 1 га) [Каменецкий, 2011. С. 247].

Рассчитав площади ареалов построек на поселении Зубчихинское 3, мы получаем общую площадь жилой части поселения в 1,3 га. На этой территории могло проживать от 65 до 260 человек при оценке количества населения на гектар жилого пространства от 50 до 200 человек. Однако площадь поселения не ограничивается ареалами построек, видимых в настоящее время на поверхности - об этом говорят результаты шурфовки нижней части поселения. Если принять общую площадь памятника с остатками архитектурных сооружений за основу подобных расчетов (3,8 га), то минимальное число его обитателей составит 190 человек, а максимальное - 760.

Примечательно, что все три метода расчета дают предположительное количество обитателей поселения Зубчихинское 3 около 250-300 человек, что составляет около 50 малых семей. Даже если принять во внимание завышенность подобных расчетов, это примерно в пять раз выше предполагаемого количества обитателей, рассчитанного на основе моделирования ресурсных зон. С одной стороны, полученные результаты подчеркивают относительность выводов о количестве населения, базирующемся исключительно на процедурах ГИС-моделирования потенциальных хозяйственных территорий. С другой, они демонстрируют исключительность рассматриваемого поселения, которое выбивается из ряда соседних памятников и имеет черты особого крупного поселка, претендующего на более высокое место в иерархии поселений по сравнению с другими памятниками рассматриваемой микрозоны. Эти и некоторые другие особенности поселения Зубчихинское 3 позволяют рассматривать его в качестве одного из центральных поселений Кисловодской котловины [Коробов, 2014]. Здесь же следует подчеркнуть очевидную неслучайность расположения в ближайших окрестностях поселения обширного участка земель сельскохозяйственного назначения, представляющих собой поля с межевыми стенками общей площадью 16,7 га (рис. 62). Они выходят за пределы моделируемой потенциальной зоны пахотного земледелия, но, безусловно, связаны с обширным поселением специально обустроенной дорогой (рис. 63). Если присовокупить площадь прослеженных в ходе почвенно-археологического исследования межевых участков (16,7 га) к общей максимальной площади угодий укрепления Зубчихинское 1 и поселения Зубчихинское 3 (54,3 га), то совокупная площадь потенциальных пахотных земель приблизиться к 71 га, что способно поддерживать население из 12 малых семейств (около 70 человек). Это по-прежнему в три раза меньше предполагаемого количества населения на поселении Зубчихинское 3 (около 200 человек), но уже ближе к данным расчетам.

Если вернуться к расчетам ресурсных зон вокруг поселений и укреплений микрозоны 6, то полученные в результате моделирования пастбищно-сенокосные угодья способны прокормить совокупное стадо в 1445-1500 голов в пересчете на крупный рогатый скот. При этом на большинство поселений приходится относительно небольшое количество скота, способного прокормиться в ближайших окрестностях - менее 100 голов. На одно домохозяйство при таком расчете приходится от 1,4-41,4 до 4,0-85,1 голов, или в среднем 2,0-8,1 голов на одного обитателя (табл. 10), что вполне соответствует данным этнографии. Укрепления Беловодское 1 и Правоберезовское 2 и 5, а также поселение Зубчихинское 3 обладают значительными ресурсными зонами, пригодными для пастбищ и сенокосов, что обусловило реконструкцию их потенциальных стад в 110-540 голов или от 15,8 до 538,9 голов на одно домохозяйство и от 3,2 до 107,8 голов на одного потенциального обитателя этих поселений (табл. 10). Если подобное количество скота выглядит явно завышенным для небольших по размерам укреплений Беловодское 1 и Правоберезовское 5, то размер стада в 360-370 голов крупного рогатого скота, которое могли содержать обитатели поселения Зубчихинское 3, может быть вполне адекватным его размерам, о которых сказано выше. Принимая во внимание результаты реконструкции количества обитателей данного поселения, составлявшего около 40 домохозяйств или 200-260 человек, мы получаем 9 голов скота на одно домохозяйство или 1,4-1,8 головы на одного жителя поселения, что прекрасно согласуется с данными кавказской этнографии, приводимыми выше.

3.7. Микрозона 7. Правый берег Подкумка, правый берег Кабардинки, западные отроги Джинальского хребта и левый берег Кич-Малки

Завершая характеристику результатов моделирования ресурсных зон вокруг поселений V-VIII вв., остановлюсь на восточной части Кисловодской котловины, входящей в микрозону 7. Памятники данной микрозоны (28 укреплений и одно поселение) составляют примерно четверть от всех поселений котловины в рассматриваемый период. Совокупная площадь их потенциальных хозяйственных угодий - 168,7 кв. км (79% анализируемой территории микрозоны) (диагр. 2). Процент освоения территории в данном случае наивысший. Плотность находящихся здесь памятников также высока, что обуславливает особенности моделируемых ресурсов. Так, наибольшими хозяйственными площадями обладают расположенные на периферии исследуемой территории укрепления Тихий Уголок, Малое Седло 1 и Верхнеольховское 1 (1100-2900 га). Менее 100 га по результатам компьютерного моделирования рассчитано для укреплений Глухая Балка 1 и Кабардинское 1, находящихся в достаточно тесном соседстве с другими поселениями. Основное же количество поселений имеет средние значения потенциальных экономических территорий от 110 до 950 га, причем в среднем на одно поселение приходится около 430 га (табл. 11).

От 0-7 до 60-81% этой территории пригодно для занятия пашенным земледелием. Около четверти поселений (7 из 29) (Гипотетическое 2 и 3, Красное Солнышко, Дзержинка, Камышовая Балка 1, Кабардинское 1 и Лермонтовская Скала 2) характеризуется соотношением минимальных размеров пахотных угодий к пастбищно-сенокосным как 10-31% к 69-90%, что характерно для системы расселения предгорного Дагестана. Менее 10% пахотных угодий наблюдается у остальных 22 укреплений (табл. 11; диагр. 21 и 22; рис. 64, 65, 66).

Однако абсолютные значения рассчитанных пахотных угодий, пригодных для обработки на минимальном удалении от памятников, серьезно разняться - от 0 до 66,6 га при использовании минимальной модели расчета и от 5,5 до 190,7 га - при использовании максимальной модели. Большинство поселений характеризуется относительно небольшими размерами сельскохозяйственных угодий, в пределах 100 га, причем подавляющее большинство анализируемых памятников имеет минимальную ресурсную зону земледелия менее 50 га. Лишь несколько укреплений благодаря наличию обширных ровных участков ландшафта, примыкающих к поселению, потенциально обладают значительными пахотными угодьями на максимальном удалении от места обитания площадью от 117,7 до 190,7 га (укрепления Гипотетическое 2-4, Дзержинка, Камышовая Балка 1, Султан-Гора) (табл. 11). Оставшаяся часть потенциальной хозяйственной зоны могла использоваться для пастбищ и сенокосов. При этом минимальными ресурсами для разведения скота площадью менее 100 га обладают укрепления Гипотетическое 2 и 3, Глухая Балка 1, Кабардинское 1, Лермонтовская Скала 2; максимальными (от 1108 до 2930 га) - Тихий Уголок, Малое Седло 1 и Верхнеольховское 1, расположенные на периферии котловины.

Имеется ряд свидетельств о существовании пахотных угодий вокруг укреплений данной микрозоны. Это, прежде всего, относится к окрестностям укрепления Кич-Малка 1, где нами в 2007 г. были впервые зафиксированы участки со следами межевания [Борисов, Коробов, 2013. С. 135-138. Рис. 30]. Было обследовано и картографировано 19 подобных наделов общей площадью в 8,5 га, расположенных за пределами моделируемой зоны пахотных угодий. Как уже упоминалось выше, большинство наделов имеют небольшие размеры (0,1-0,5 га). Проведенные здесь почвенно-археологические работы подтвердили предположение о том, что данные наделы, скорее всего, функционировали в эпоху раннего Средневековья - практически во всех устроенных здесь разрезах (Б-195 - Б-203) была найдена керамика I тыс. н.э., всего около 40 фрагментов (рис. 67). Наибольший интерес вызывают предварительные результаты анализа макроботанических остатков, полученных в ходе промывок грунта из почвенного разреза Б-152, где на глубине 30-50 см вместе с керамикой аланской культуры были встречены зерна пшеницы и ячменя, аналогичные найденным в шурфе 2, устроенном на поселении Кич-Малка 1 (определение к.б.н. Е.Ю. Лебедевой). Это первое и пока что единственное достоверное свидетельство выращивания данных сельскохозяйственных культур жителями Кисловодской котловины эпохи раннего Средневековья на участках с межевыми стенками.

Обследованные наделы лежат на восточной периферии моделируемых пахотных угодий укрепления Кич-Малка 1, выходя за их пределы. Далее к востоку на расстоянии около 600 м от крайней границы моделируемой зоны земледелия находится участок террасирования второго типа площадью 4,5 га, выявленный в ходе дешифрирования аэрофотоснимков (рис. 66). Полученные данные требуют полевой проверки, а соотношение этих террас с укреплением вызывает сомнения. Еще три участка подобного террасирования картографированы с помощью аэрофотосъемки в пределах пахотных ресурсных зон укрепления Тупой Мыс (площадью 3,9 га) и Ясли (площадью 0,9 и 1,6 га) (рис. 64). Как и в вышеописанном случае, для проверки этой информации требуются дополнительные полевые исследования.

Проведенные расчеты потенциального количества населения поселений седьмой микрозоны позволяют предположить, что на 29 анализируемых памятниках могло одновременно проживать от 86 до 329 семей, что в пересчете на 5-6 человек составляет от 430 до 1980 жителей (табл. 12). Периферийное расположение некоторых поселений данной микрозоны и наличие обширных ровных пространств вокруг, пригодных для занятия земледелием, обусловило значительное превышение рассчитываемого числа обитателей по сравнению с тем количеством, которое можно предположить исходя из современного представления о памятниках. Тем не менее расчеты минимального количества населения, как и в вышеописанных случаях, в целом соответствуют полевым наблюдения. Так, для 19 из 29 поселений минимальное количество домохозяйств реконструируется от 0 до 5 (табл. 12). Практически на всех этих памятниках минимальное число домохозяйств сопоставимо со сведениями о постройках и площади поселений (табл. 13). Несколько заниженным представляется моделируемое минимальное количество населения в 1-2 домохозяйство для укрепления Кич-Малка 1, где на поверхности прослежены развалы шести башен и восьми построек. Максимальное моделируемое количество обитателей в восемь семей выглядит более адекватным археологическим реалиям. На поселении Тупой Мыс, где зафиксировано не менее 12 построек, предполагается минимум населения в пять домохозяйств, максимум - в 13, что также лучше соответствует полевым наблюдениям. Минимальное количество обитателей одиночных башен на укреплениях Дзержинка 1 и Камышовая Балка 1, где по результатам моделирования предполагается от 8 до 11 домохозяйств, выглядит, напротив, сильно завышенным. Примечательно, что во всех случаях моделирования пахотных угодий, способных прокормить менее одного домохозяйства (укрепления Кабаногорское Кольцо 1, Туркмения, Глухая Балка 1 и Малое Седло 1), на памятниках отмечено присутствие одиночных сооружений башенного типа, кроме укрепления Глухая Балка 2, сопровождавшегося обширным поселением на склоне. Размеры укреплений Гипотетическое 2-4, на которых могло проживать от 4 до 27 семейств (табл. 12), нам неизвестны - данные поселения нанесены на карту в качестве предполагаемых и в настоящий момент являются полностью застроенными объектами городской инфраструктуры.

Любопытно отметить, что, как и в случае с поселением Зубчихинское 3, обширное укрепленное поселение Кич-Малка 1 могло вмещать большее количество населения, чем предполагается по результатам моделирования; при этом оно сопровождается земельными наделами с межевыми стенками, располагающимися вне моделируемой пахотной зоны, но в пределах расстояния в 1 км от памятника по прямой. Если присовокупить площадь межевых участков в 8,5 га к максимальной площади пахотной территории (49,3 га), то полученных земель хватает для прокорма десяти малых семей, что примерно в полтора раза меньше наблюдаемого количества сооружений на поверхности данного памятника (шесть башен и девять построек, не все из которых могли использоваться в качестве жилых).

Завышенными представляются и полученные данные о потенциальном размере стада в пересчете на крупный рогатый скот, которое могло содержаться в окрестностях рассматриваемых поселений. Две трети памятников обладают минимальными пастбищно-сенокосными угодьями, способными прокормить небольшие стада до 100 голов. В большинстве подобных случаев минимальное количество скота на одно домохозяйство варьирует от 0,3 до 12,7, а на одного обитателя приходится от 0,1 до 2,5 головы, что вполне соответствует этнографическим данным. Однако в некоторых случаях (Глухая Балка 2) количество голов на одну семью возрастает до 81,7 и даже до 83,1 головы, что в пересчете на одного потенциального жителя составляет уже 16,3-16,6 голов (табл. 12).

При этом для трети рассматриваемых поселений моделируются обширные пастбищно-сенокосные угодья, способные прокормить от 101 до 733 голов крупного рогатого скота. В половине случаев (укрепления Тихий Уголок, Малое Седло 1, Верхнеольховское 1, Высокогорное 1, Кич-Малка 2) на одно домохозяйство здесь приходится от 34,3 до 515,9 голов, а на одного обитателя - от 6,9 до 103,2 голов (табл. 12), что представляется явно завышенными показателями.

Таким образом, приведенные данные о потенциальном количестве населения и размере стада, полученные в ходе ГИС-моделирования ресурсных зон вокруг поселений микрозоны 7, так же как и в вышеописанных случаях, дают несколько завышенную информацию. При этом предполагается, что все рассматриваемые поселения существовали одновременно, имели одинаковую функцию в качестве мест обитания населения, живущего на самообеспечении и являющегося однородным в социальном отношении. Однако имеются соображения по поводу функциональных особенностей некоторых памятников данной микрозоны.

Это касается, прежде всего, двух укреплений, занимающих вершины высоких холмов и имеющих, соответственно, весьма высокую степень обзора окрестностей (Высокогорное 1 и Верхнеольховское 1). С двух этих укреплений обозреваются практически все поселения микрозоны 7, за исключением самых северных и самых южных, а также значительная часть левого берега р. Березовой (рис. 68). Не исключено, что оба данных поселения не играли роли хозяйственных ячеек, а использовались жителями других укреплений для наблюдения за окружающей территорией.

Совсем иные функции, по-видимому, выполняло укрепление Кугульское, которое можно рассматривать наряду с другими останцовыми укрепленными поселениями в качестве центров местной власти [Коробов, 2014]. В целом же, можно констатировать, что для микрозоны 7, так же как и для других микрозон, наиболее адекватным представляется моделирование количества населения, основанное на расчетах минимальных площадей пахотных земель в пределах 500 м от поселения.

4. Заключение

Таковы основы предлагаемого моделирования хозяйственной территории, выделяемой вокруг поселений I тыс. н.э. Кисловодской котловины. Следует подчеркнуть, что используемое моделирование не претендует на реконструкцию реального количества населения, проживавшего на поселениях Кисловодской котловины в рассматриваемый период. Этот вопрос должен решаться с привлечением максимального количества информации, в том числе полученной в ходе масштабных археологических раскопок рассматриваемых памятников, которые возможны в будущем. Предлагаемая методика позволяет оценить то потенциальное количество обитателей поселений и их домашних животных, которые могли прокормиться при максимально интенсивном использовании окружающей территории в качестве пахотных и пастбищно-сенокосных угодий. За рамками моделирования остаются социальные аспекты перераспределения продуктов сельскохозяйственного труда. Все анализируемые поселения представляются как равнозначные в социальном отношении и синхронные во времени в рамках рассматриваемых хронологических периодов, что также вносит элемент дискуссионности в полученные выводы. Проводимые сравнения полученных данных о размерах пахотных и пастбищных территорий, а также о количестве населения и крупного рогатого скота, которое эти территории могли прокормить, позволяют высказать предположение об избытках или недостатках площадей этих потенциальных пахотных и пастбищных земель, не более того. Однако мне представляется, что проведенное моделирование позволило аргументированно обосновать особенности эволюции системы расселения населения Кисловодской котловины в I тыс. н.э., более детально рассматривающиеся в отдельной работе автора [Коробов, 2017. Т. 1. С. 279-291].

Литература

Абрамова М.П., 1987. Подкумский могильник. М.: Наука. 178 с. назад

Алексеева Е.П., 1966. Памятники меотской и сармато-аланской культуры Карачаево-Черкесии // Труды КЧНИИ ИЯЛ. Вып. V (серия историческая). Ставрополь: Ставропольское книжное изд-во. С. 132-260. назад

Аржанцева И.А., Савенко С.Н., Сычёв А.А., 2003. Кисловодский археологический музей под открытым небом "Горное эхо". Основы концепции. Кисловодск: Колорит. 43 с. назад

Аржанцева И.А., 2007. Каменные крепости алан // РА. № 2. С. 75-88. назад

Афанасьев Г.Е., 1978. Патронимия у алан (к постановке проблемы) // Социальные отношения у народов Северного Кавказа / Отв. ред. А.Х. Магометов. Орджоникидзе: СОГУ. С. 4-20. назад

Афанасьев Г.Е., 1993. Донские аланы. Социальные структуры алано-ассо-буртасского населения бассейна Среднего Дона. М.: Наука. 183 с. (Археология эпохи Великого переселения народов и раннего средневековья; вып. 1). назад

Афанасьев Г.Е., Савенко С.Н., Коробов Д.С., 2004. Древности Кисловодской котловины. М.: Научный мир. 240 с. назад

Березин Я.Б., 1983. Работы в Предгорном районе Ставропольского края // АО 1981 г. М.: Наука. С. 109. назад

Борисов А.В., Коробов Д.С., 2009. Изучение следов террасного земледелия в Кисловодской котловине // РА. № 3. С. 22-34. назад

Борисов А.В., Коробов Д.С., 2013. Древнее и средневековое земледелие в Кисловодской котловине: итоги почвенно-археологических исследований. М.: ТАУС. 272 с. назад

Виноградов В.Б., Михайлов Н.Н., 1970. Новые памятники скифо-сарматского времени в районе г. Кисловодска // АО 1969 г. М.: Наука. С. 97-99. назад

Виноградов В.Б. Рунич А.П., 1969. Новые данные по археологии Северного Кавказа // Археолого-этнографический сборник / Отв. ред. В.Б. Виноградов. Т. III. Грозный: Чечено-Ингушское книжное изд-во. С. 95-137. назад

Габуев Т.А., Малашев В.Ю., 2009. Памятники ранних алан центральных районов Северного Кавказа. М.: ТАУС. 468 с. назад

Гунова В.С., Кирьянова Н.А., Кренке Н.А., Низовцев В.А., Спиридонова Е.А., 1996. Земледелие и системы землепользования в долине Москва-реки в железном веке // РА. № 4. 1996. С. 93-120. назад

Калоев Б.А., 1993. Скотоводство народов Северного Кавказа с древнейших времен до начала XX века. М.: Наука. 231 с. назад

Каменецкий И.С., 2011. История изучения меотов. М.: ТАУС. 384 с. назад

Кантария М.В., 1989. Экологические аспекты традиционной хозяйственной культуры народов Северного Кавказа. Тбилиси: Мецниереба. 266 с. назад

Коробов Д.С., 2006. Применение модуля 3D-Analyst для изучения системы оповещения у алан Кисловодской котловины // Археология и геоинформатика / Отв. ред. Д.С. Коробов. Вып. 3. [Электронный ресурс]. М.: ИА РАН (CD-ROM). назад

Коробов Д.С., 2008. Применение методов пространственного анализа при изучении системы расселения алан Кисловодской котловины // Археология и геоинформатика / Отв. ред. Д.С. Коробов. Вып. 5. [Электронный ресурс]. М.: ИА РАН (CD-ROM). назад

Коробов Д.С., 2010а. ГИС-моделирование сельскохозяйственных угодий эпохи раннего средневековья в Кисловодской котловине // Археология и геоинформатика / Отв. ред. Д.С. Коробов. Вып. 6. [Электронный ресурс]. М.: ИА РАН (CD-ROM). назад

Коробов Д.С., 2010б. Укрепления эпохи раннего средневековья на Боргустанском хребте близ Кисловодска // Проблемы истории, филологии, культуры. № 1 (27). С. 560-593. назад

Коробов Д.С., 2010в. Погребальный комплекс начала III в. н.э. из Кисловодской котловины // РА. № 1. С. 138-148. назад

Коробов Д.С., 2012а. ГИС-моделирование пахотных угодий эпохи раннего средневековья у алан Кисловодской котловины // КСИА. Вып. 226. С. 17-27. назад

Коробов Д.С., 2012б. Раннесредневековые поселения в Зубчихинской балке близ Кисловодска // Проблемы истории, филологии, культуры. № 1 (35). С. 188-215. назад

Коробов Д.С., 2013а. Компьютерное ГИС-моделирование ресурсных зон поселений по данным археологии и палеопочвоведения // Виртуальная археология (неразрушающие методы исследований, моделирование, реконструкции). Материалы Первой Международной конференции, состоявшейся в Государственном Эрмитаже 4-6 июня 2012 г. / Науч. ред. Д.Ю. Гук. СПб.: ГЭ. С. 59-70. назад

Коробов Д.С., 2013б. Этапы заселения Кисловодской котловины по данным археологии // КСИА. Вып. 228. С. 19-33. назад

Коробов Д.С., 2014. Аланские "вождеские" погребения и центры власти в Кисловодской котловине в раннем Средневековье // КСИА. Вып. 234. С. 95-114. назад

Коробов Д.С., 2017. Система расселения алан Центрального Предкавказья в I тыс. н.э. (ландшафтная археология Кисловодской котловины). В 2-х томах. М.: Нестор-История, т. 1, 384 с.; т. 2, 312 с. назад

Коробов Д.С., Борисов А.В., 2011. О земледелии эпохи позднего бронзового - раннего железного века в Кисловодской котловине // Вопросы древней и средневековой археологии Кавказа / Отв. ред. Х.М. Мамаев. Грозный; М.: ИА РАН, ИГИ АН ЧР. С. 44-60. назад

Коробов Д.С., Борисов А.В., 2012. О земледелии алан Кисловодской котловины в I тыс. н.э. // РА. № 3. С. 50-62. назад

Коробов Д.С., Малашев В.Ю., Фассбиндер Й., 2014. Предварительные результаты раскопок на курганном могильнике Левоподкумский 1 близ Кисловодска // КСИА. Вып. 232. С. 120-135. назад

Косвен М.О., 1936. Из истории родового строя в Юго-Осетии // СЭ. № 2. С. 3-20. назад

Малашев В.Ю., 2008. Хронология погребальных комплексов могильника Клин-Яр III сарматского времени // Проблемы современной археологии: Сб. памяти В.А. Башилова / Отв. ред. М.Г. Мошкова. М.: ТАУС. С. 265-283. (МИАР; 10). назад

Османов М.-З.О. 1990. Формы традиционного скотоводства народов Дагестана в XIX - начале XX в. М.: Наука. 297 с. назад

Рунич А.П., 1974. Укрепления раннего средневековья в Кисловодской котловине // Археолого-этнографический сборник / Отв. ред.: Г.Х. Мамбетов, И.М. Чеченов. Т. 1. Нальчик: Эльбрус. С. 95-109. назад

Флёров В.С., 2007. Постпогребальные обряды Центрального Предкавказья в I в.до н.э. - IV в.н.э. и Восточной Европы в IV в. до н.э. - XIV в. н.э. М.: ТАУС. 372 с. (Труды Клин-Ярской экспедиции; III). назад

Чернышева Е.В., Коробов Д.С., Борисов А.В., 2014. Уреазная активность как новый диагностический признак культурного слоя // Материалы Всероссийской научной конференции по археологическому почвоведению, посвященной памяти В.А. Дёмкина (Пущино, 14-16 апреля 2014 г.) / Отв. ред.: С.В. Губин, А.В. Борисов, С.Н. Удальцов. Пущино: ИФХБПП РАН. С. 251-254. назад

Чернышева Е.В., Коробов Д.С., Борисов А.В., 2016. Термофильные микроорганизмы в различных археологических контекстах // Изучение и сохранение археологического наследия народов Кавказа. XXIX Крупновские чтения. Материалы Международной научной конференции. Грозный, 18-21 апреля 2016 г. / Отв. ред. М.Х. Багаев, Х.М. Мамаев. Грозный: Изд-во Чеченского гос. университета. С. 299-301. назад

Шаманов И.М., 1972. Скотоводство и хозяйственный быт карачаевцев в XIX - начале XX в. // КЭС. Вып. V. М.: Наука. С. 67-97. назад

Arzhantseva I.A., Deopik D.V., Malashev V.Y., 2000. Zilgi - Early Alan Proto-City of the First Millenium AD on the boundary between Steppe and Hill Country // Les Sites archéologiques en Crimée et au Caucase durant l'Antiquité tardive et le haut Moyen-Age / Ed. par: M. Kazanski, V. Soupault. Leiden; Boston; Köln: Brill. P. 211-250. (Colloquia Pontica; № 5). назад

Bowen H.C., 1961. Ancient Fields. London: The British Association for the Advancement of Science. 80 p. назад

Bradley R., 1978. Prehistoric Field Systems in Britain and North-West Europe - A Review of Some Recent Work // World Archaeology. Vol. 9, No. 3. P. 265-280. назад

Chernysheva E.V., Korobov D.S., Khomutova T.E., Borisov A.V., 2015. Urease activity in culture layers at archaeological sites // Journal of Archaeological Science. Vol. 57, May 2015. P. 24-31. назад

Chernysheva E.V., Borisov A.V., Korobov D.S., 2017. Thermophilic microorganisms in arable land of archaeological sites: novel evidence of ancient manuring // Geoarchaeology. In press. назад

O'Connor T., Evans J.G., 2005. Environmental Archaeology: Principles and Methods. Stroud: Sutton Publishing. 256 p. назад

De Roche C. D., 1983. Population Estimates from Settlement Area and Number of Residences // Journal of Field Archaeology. Vol. 10, No. 2. P. 187-192. назад

Early European Agriculture, 1982. Its Foundations and Development. Ed. by: M.R. Jarman, G.N. Bailey, H.N. Jarman. Cambridge: Cambridge University Press. 283 p. назад

Ebersbach R., 2007. Glückliche Milch von glücklichen Kühen? Zur Bedeutung der Rinderhaltung in (neolithischen) Wirtschaftssystemen // Beiträge zum Göttinger Umwelthistorischen Kolloquium 2004-2006 / Hrsg. von B. Herrmann Göttingen: Universitätsverlag. S. 41-58. назад

Fentress E., 2009. Peopling the Countryside: Roman Demography in the Albegna Valley and Jebra // Quantifying the Roman Economy. Methods and Problems / Ed. by: A. Bowman, A. Wilson. Oxford: Oxford University Press. P. 126-161. назад

Fowler P., 2002. Farming in the First Millenium AD. Camridge: Cambridge University Press. 393 p. назад

Hamerow H., 2002. Early Medieval Settlements: The Archaeology of Rural Communities in Northwest Europe, 400-900. Oxford: Oxford University Press. 225 p. назад

Hedeager L., 1992. Iron-Age Societies. From Tribe to State in Northern Europe, 500 BC to 700 AD. Translated by J. Hines. Oxford: Blackwell. 274 p. назад

Heidinga H.A., 1987. Medieval Settlement and Economy North of the Lower Rhine. Archaeology and history of Kootwijk and the Veluwe (the Netherlands). Assen/Maastricht: Van Gorcum. 244 p. назад

Higgs E.S., 1977. The history of European agriculture - the uplands // The Early History of Agriculture / Ed. by: J. Hutchinson, J.G.D. Clark, E.M. Jope, R. Riley. Oxford: Oxford University Press. P. 159-173. назад

Jarman H.N., Bay-Petersen J.L., 1977. Agriculture in prehistoric Europe - the lowlands // The Early History of Agriculture / Ed. by: J. Hutchinson, J.G.D. Clark, E.M. Jope, R. Riley. Oxford: Oxford University Press. P. 175-186. назад

Korobov D., 2016. Early medieval settlements and land use in the Kislovodsk basin (North Caucasus) // Multi-, inter- and transdisciplinary research in Landscape Archaeology. LAC 2014 Proceedings. Amsterdam: Vrije Universiteit. P. 1-14. Open Access. назад

Korobov D.S., Borisov A.V., 2013. The origins of terraced field agriculture in the Caucasus: new discoveries in the Kislovodsk basin // Antiquity. Vol. 87, 338. P. 1086-1103. назад

Leube A., 2009. Studien zur Wirtschaft und Siedlung bei den Germanischen Stämmen im nördlichen Mitteleuropa während des 1. bis 5./6. Jahrhunderts n. Chr. Mainz am Rhein: Philipp von Zabern. 419 S. (Römisch-Germanische Forschungen; Bd. 64). назад

Müller-Wille M., 1965. Eisenzeitliche Fluren in den festländischen Nordseegebieten. Münster: Selbstverlag der Geographischen Kommission. 218 S. назад

Müller-Wille M., 1979. Flursysteme der Bronze- und Eisenzeit in der Nordseegebieten. Zum Stand der Forschung über "celtic fields" // Untersuchungen zur eisenzeitlichen und frühmittelalterlichen Flur in Mitteleuropa und ihrer Nutzung. Teil 1 / Hrsg. von: H. Beck, D. Denecke, H. Jankuhn. Göttingen: Vandenhoeck & Ruprecht. S. 196-239. (Abhandlungen der Akademie der Wissenschaften in Göttingen, Philosophisch-Historische Klasse, 3. Folge; 115). назад

Ruggles A., Church R., 1996. Spatial Allocation in Archaeology: An Opportunity for Reevaluation // New Methods, Old Problems. Geographic Information Systems in Modern Archaeological Research / Ed. by H.D.G. Maschner. Carbondale, Ill.: Southern Illinois University. P. 147-173. (Center for Archaeological Investigations, Occasional Paper; 23). назад

Taylor C., 1975. Fields in the English Landscape. London: J.M. Dent & Sons. 174 p. назад

Thurston T.L., 2001. Landscapes of Power, Landscapes of Conflict. State Formation in the South Scandinavian Iron Age. New York; Boston; Dordrecht: Kluwer Academic Publishers. 344 p. назад

Widgren M., 1983. Settlement and farming systems in the early Iron Age. A study of fossil agrarian landscapes in Östergötland, Sweden. Stockholm: Almquist & Wiksell Int. 132 p. (Acta Universitatis Stockholmensis, Stockholm Studies in Human Geography; 3). назад

Wilkinson T.J., 1989. Extensive Sherd Scatters and Land-Use Intensity: Some Recent Results // Journal of Field Archaeology. Vol. 16, 1. P. 31-46. назад

Williamson T.M., 1984. The Roman Countryside: Settlement and Agriculture in N. W. Essex // Britannia. Vol. 15. Р. 225-230. назад

Zimmermann W.H., 1984. Nahrungsproduktion // Archäologische und naturwissenschaftliche Untersuchungen an ländlichen und frühstädtischen Siedlungen im deutschen Küstengebiet vom 5. Jahrhundert v. Chr. bis zum 11. Jahrhundert n. Chr. I: Ländliche Siedlungen / Hrsg. von: G. Kossak, K.-E. Behre, P. Schmid. Weinheim: Acta humaniora. S. 246-263. назад

Zorn J.R., 1994. Estimating the Population Size of Ancient Settlements: Methods, Problems, Solutions, and a Case Study // Bulletin of the American Schools of Oriental Research. No. 295. P. 31-48. назад

 

Примечания

[1] На рис. 2 и далее используются номера поселенческих памятников по каталогу, подготовленному в качестве тома 2 недавно вышедшей монографии автора [Коробов, 2017. Т. 2]. Под этими же номерами памятники фигурируют в табл. 1-13. назад

[2] Здесь и далее используются ссылки на каталог поселенческих памятников I тыс. н.э. в Кисловодской котловине, подготовленный в качестве тома 2 упоминавшейся выше монографии автора [Коробов, 2017. Т. 2]. назад

[3] Здесь и далее на рис. 11, 12, 13, 14, 18, 19, 20, 23, 26, 29, 30, 31, 32 и др. минимальные и максимальные размеры моделируемых пахотных угодий вокруг поселений обозначаются разными цветами. Номера могильников соответствуют номерам памятников по опубликованному каталогу древностей Кисловодской котловины [Афанасьев и др., 2004]. назад